Она тяжело дышит, будто бы провела равный бой с сильнейшим противником и находится на грани поражения.
— Когда между ним и Томом пролегла вражеская тропа, никто не ведал причин. Все только догадывались, что два лидера что-то не поделили. Я хотела остаться с Господином наедине. Выказать ему свое расположение. Удовлетворить его.
Не продолжай, мне и без того мерзко.
— И он прогнал меня, как шавку. Да, я, безусловно, была собачкой на его поводке. Всегда. И никогда этого не утаивала, спроси меня в лоб. Но я не дворовая псина, Грейнджер. Во мне есть порода.
Ужасное сравнение, ты себя закапываешь. И я напомню тебе об этом, когда смогу защитить родителей и отомстить за все личные беды.
Я считала их еще живыми. Я лелеяла надежду.
По моим ладоням стекает пот, и тело все колотится в судорогах. Если это эпилепсия, то засуньте мне карандаш в рот, чтобы я не проглотила язык. А лучше воткните его в самое сердце.
Она усаживается на диван, расправляя руки в свободном падении:
— В ту ночь я ушла из его кабинета, рассерженная и уязвленная до глубины души. Ноги сами несли меня в комнату Грейвса. Он пытался сопротивляться, выгонял меня до последнего, но я не была бы Беллатрисой Лестрейндж, не умей убеждать. Мы стали отверженными любовниками, — мне на секунду показалось, что на ее лице в лунном сиянии сверкнула мокрая дорожка. Нет, все же померещилось. — А Лорду было наплевать.
— Спустя время я не поверила в факт своей беременности — долгие годы у меня ничего не получалось, и я смирилась. И тут такое. Зато Рудольф был бесконечно счастлив, как и слеп: он никогда не догадывался о том, что я открываю душу навстречу Господину и расставляю ноги перед другим мужчиной.
Меня сковывает легкая дрожь. Ватные ноги совсем не чувствуются. Сердцебиение же, наоборот, отрабатывает мое внутреннее окаменение бешеным ритмом.
— Сперва я хотела от тебя избавиться. Находилась в нерешительности слишком долго. Во мне проснулось странное чувство, которое часто охватывает беременных, — я это признаю. Честно говоря, я ненавижу предсказания.
Хоть где-то я могу с тобой согласиться. Но этой точки соприкосновения мало, чтобы перестать тебя ненавидеть до покушения на убийство.
— Но себе я доверяла всю жизнь. Когда в шаре предстала сильная взрослая девушка с руками по локоть в крови, я увидела себя в ней, — она садится ровно, выискивая во мне что-то своим презрительным взглядом. — Влюбилась в тебя глупо и наивно. А проблема была в том, что я не взяла во внимание — предсказания толкуются часто не так, как мы этого хотим.
Мы молчим. Каждая корит себя за, как минимум, одну фатальную ошибку. Беллатриса сжимает и разжимает кулаки со странным выражением лица, а я уже давно не пребываю в этой комнате. Состояние анабиоза вскружило мне голову ее речами, убив все крупицы надежды.
А ведь я на что-то надеялась.
— Сначала ты познаешь боль, девочка. Потом пытаешься ее изгнать. Все просто до одури. День твоего рождения совпал с новостью о его предательстве. Это было настоящим потрясением. Взяв тебя на руки, я увидела только отпрыска завравшегося Мракоборца. Но убить своими руками не смогла — и жалею до сих пор. Я избавилась от целителей через несколько минут, а после оправдывалась перед всеми, мол, это их кара за то, что неправильно приняли роды и убили мое дитя. А после просто заплатила наемникам. Тебя должны были сбросить с какого-нибудь обрыва или утопить в колодце, как лишнего котенка. Справились они, как видишь, плохо. Доверяй после этого людям.
К концу монолога она заметно теряет голос, сидя на том же месте, где и изначально, тупо подпирая рукой подбородок.
— Нет, — я полюбила односложные ответы, не имея шанса и возможности произнести атрофированными мышцами что-либо другое.
— Это семейное — имитировать реальность, Гермиона, и строить свои иллюзии из пепла. Ты скоро научишься. И я с удовольствием бы обманула тебя, дорогая. Если бы мне не пришлось самой пройти через все круги ада, выталкивая тебя в этот мир. Если бы ты не разрывала меня изнутри, причиняя ту же боль, что и твой папочка. Лорд попросил меня лично найти его и убить. С этим я справилась «на ура».
Она встает с дивана, покачиваясь из стороны в сторону, — держится за воздух, цепляется своими когтями за мою боль. Лишь бы не упасть сейчас. Беллатриса никогда не лжет — выплевывает в лицо всю гнусную правду, причиняет страдания без помощи обманчивого тона и фраз, лишенных смысла.
— Зачем ты мне… все… рассказала? — слова даются с трудом, поперек горла встало кровавое месиво.
— Я должна была облегчить сердце. И повесить весь груз на твое — ты же сильная девочка. Вся в мамочку, — она закуривает еще одну сигарету, заглатывая никотин гниющими легкими, смиряя меня ироническим смешком.
— Я жалею об этом. Но никак не стыжусь. Рано или поздно правда все равно всплывет наружу, и я хочу, чтобы она сокрушила тебя тоже. Я вижу на твоем искромсанном личике столько ужаса, милочка. Как смешно, что я и есть твое наказание. А ты мое искупление, Грязнокровка.
— Ты уверена, что я и есть…? — мне на хватает совести и выдержки произнести окончание съедающей изнутри фразы.
— Глупая. Я держала твой образ в голове все эти годы, увидев в предсказательном шаре эту смазливую мордашку единожды. Слишком ты была похожа на него — я удивилась тогда не меньше, чем потом.
Она подходит ко мне вплотную, и я готовлюсь к новому удару, прикрывая глаза. Однако его не следует. Лестрейндж вымотана, как и я.
— У меня есть потрясающий… Невообразимый план по твоему уничтожению. Скорее всего — это отнюдь не точно, — память заблокирует ужасающие события этой дьявольской ночи, — она тянет меня за веревку на шее, заставляя упасть на колени. — Но отголоски нашего разговора будут надоедать снова и снова. Ночью и посреди дня, между чужими словами и твоими вдохами и выдохами. Они наведут тебя на разные, самые страшные, самые сокровенные мысли.
Как же ты была права, мразь.
— Я буду ждать от тебя ответ на мою загадку. Решишь это уравнение — умрешь в серьезной схватке, останешься в неведении — попадешь в место для плохих девочек. Где в свое время, знаешь, меня почитали. Ну же, не робей, выкажи и ты немного уважения мамочке.
— Ты сумасшедшая.
— Ты такая же, но зачем-то это скрываешь, — Беллатриса тянет меня за волосы назад, а я кричу. —
