— Вы подозревали, что работаете с самой Лестрендж? — мы направляемся ко входу в здание, окутанные синевой рассвета.
— Нет. Мистер Кингсли Бруствер приказал установить слежку за несколькими людьми, которых он подозревал в двойной работе. Мисс Джонси… Точнее… — он корчится, думая о том же, в чем я готова его попрекать вечно — как можно находиться к ней так близко месяцами и ничего не понимать! — вошла в этот список как возможная жертва следующего покушения. Никто не думал, что все обернется так.
— Как вы оказались в доме так быстро? — мы погружаемся в тьму коридоров, освещая дорогу люмосами. Но я готова накинуться на мужчин в любую секунду, подозревая в пособничестве ей.
— Мы ночевали напротив в качестве охраны. Менялись каждую ночь, но ей не сообщали по приказу министра.
— Он догадывался. Но вы бы ему никогда не поверили.
— Ваша правда, мисс Грейнджер. Мы видели вас проникающей в дом и ждали подвоха неподалеку. Спохватились только когда услышали звуки взрывов и, подойдя ближе, узнали ее голос. С Пожирательницей нас часто сводила нелегкая.
Тупые остолопы.
— Значит, она пользовалась оборотным зельем? — молчавший до этого момента второй детектив задается вопросом, на который я не отвечаю. Пусть сам пытается решить эту загадку. Глядишь, поумнеет и получит повышение. У них ведь все так делается.
Я патронусом передаю предупреждение друзьям, чтобы они никуда не смели выходить из гостиной факультета и при встрече точной копии меня использовали круциатус.
— Вы позвали подмогу? Предлагаю сейчас разделиться по этажам. Кто-то должен сообщить директору МакГонагалл, ввести чрезвычайную ситуацию, искать… Гермиону Грейнджер. Пока учеников нет, провернуть такое проще. В гостиные она не пройдет так просто. Если она, конечно же, одна, — голова раскалывается от недавнего удара и разноплановых мыслительных ходов.
— Вы справитесь? — детектив серьезен, но мне кажется, он надо мной смеется.
— Да.
Оба оставляют меня одну, разбредаясь кто куда. Я останавливаюсь через каждые несколько метров, вслушиваясь, проверяю каждые углубления в стенах и только спустя десяток минут слышу удивленный возглас Малфоя наверху:
— Грейнджер? Решила изменить стиль, или это старания другого человека?
Драко, это и есть другой человек. Я до последнего рассчитываю, что к племяннику у нее более теплые чувства, чем к своему же отпрыску, поэтому ступаю как можно тише вдоль перилл буквально на звуки голосов.
— Ох, мальчик мой, уйди с дороги, я спешу к своим друзьям.
— Не поделишься даже результатами встречи?
— О какой встрече ты говоришь? — в ее голосе сталь и презрительные нотки. Драко-предатель крови ничтожен в ее голове куда меньше, чем Драко-собеседник Грейнджер.
— Ты знаешь, о чем я говорю, — от него сквозит недоверием. Я уже почти поднялась по лестнице, проклятое эхо, замолчи хоть на секунду. Не усугубляй ситуацию.
— Мы с тобой, я так погляжу, хорошие знакомые? — звуки ее толстых каблуков гремят отрепетированной дробью. Так отбивает свой победный марш только Беллатриса. И он понимает. — Мне казалось, ты должен был поумнеть, а не смягчиться. Люциус плохо воспитывал тебя, я догадывалась. Но чтобы настолько? Влияние мамаши? Ты так жалок, но мне тебя не жаль.
Я выбегаю с разящим ровно в ту секунду, когда парень в зеленом пламени отлетает к противоположной стене, и сама попадаю ей в область груди, вызывая вскрик боли.
— Малфой, осторожно!
— Чертовы детки, зачем только нужно было вас заводить, — она и в крови упивается нашей участью — смешной, на ее расфокусированный взгляд. Беллатриса быстро скрывается в следующем коридоре, и я приближаюсь к скрученному на земле Драко в растерянных чувствах: — Это ведь была не Авада? — разорванное биение сердца заглушило даже произнесенное ею заклинание.
Парень часто моргает, из уст его вырывается натужный стон нестерпимой боли, и из глаз стекает влажная дорожка:
— О нет… Мне так жаль, Малфой, — я трясущимися руками пытаюсь взгромоздить его тяжелое тело на себя, но ничего ровным счетом не получается. Приходится уложить его голову на ноги. — Не вздумай умирать! Ты ведь не хочешь, чтобы я чувствовала свою вину за… — яркое красное пятно на его до этой минуты идеально белой рубашке растекается все быстрее, и я с тяжестью наваливаюсь на рану, не в силах остановить обильное кровотечение, — …за дырку в твоем теле…
Какого черта ты вообще ходишь ночами по Хогвартсу, когда у тебя такое сильное снотворное.
Он морщится от моих слез, так безобразно ударяющихся о его щеки, но не язвит, сохраняя последние силы на нечто важное. Война учит выживать, экономить энергию и дышать иным воздухом — в страхе, что и он может закончиться.
Однако после войны меня отказываются слушаться руки, в которых нет тепла волшебной палочки. Гермиона Грейнджер, кажется, то самое исключение из правила — ее война сделала бесполезным куском мяса. А если чему-то и научила, то доказала бессмысленность этих фальшивых знаний несколькими калечащими заклинаниями — они почему-то все еще сильнее меня.
Драко приоткрывает мокрые глаза и откашливается кровью, произнося на выдохе:
— Нарцисса хотела видеть тебя в Малфой-Мэноре. Принести извинения. За все, понимаешь? На этих выходных она ждет тебя. Если хочешь, возьми с собой кого-нибудь, — ядовито улыбается, закатывая глаза в мою сторону. — Даже если это будут Уизли, не важно.
— Ты не можешь бросить мать, Малфой. Она без тебя… Она не сможет без своего мальчика, поэтому не смей умирать, безмозглый ты Хорек! Помогите нам! — из темноты коридора бежит задыхающаяся фигура, наконец нас услышав и завидев.
Я устала. Откровенно устала от того, что мои мольбы о помощи вылетают из уст все чаще. Устала от того, что изо дня в день я доказываю свою беспомощность всему миру, отвечая на каждый вопрос головоломки неверно.
Раньше я была в них сильна.
Что произошло после? И когда это после наступило?
Возле нас падает очередной работник Министерства, прибывший, вероятно, недавно. Он также, по моим воспоминаниям, вел дело вместе с фальшивкой Джонси, а сейчас находится в том самом облапошенном положении, что и мы.
— Что у вас здесь? Круцио? — я мотаю головой, всхлипывая, не убирая рук от сердца Драко. Он снова закашливается, почти захлебываясь в подступающей к глотке крови, и у меня взрываются звезды в глазах от бессилия.
— Хуже…
— Уберите ладони, я попытаюсь остановить кровь и затянуть раны, но мальчику все равно срочно потребуется помощь колдомедиков, — инспектор несет полную чушь. От такой Авады никто не выживал тысячу лет. Возможно, он лишь пытается не разводить панику, и в этом течении я повинуюсь, наблюдая за манипуляциями мужчины.