— Я настолько утомил вас, что вы готовы ходить на носочках, лишь бы не просыпался? — Александр склонил голову набок, с удовольствием наблюдая, как щёки Натали медленно покрываются румянцем. Ему так нравилось смотреть, как её смелость и остроумие в пикировках гаснут, уступая смущению, стоит теме разговора ступить на шаткую стезю телесных отношений. Конечно, вскоре это пройдёт, но пока Александр упивался этой скромностью и искренним смущением.
— А может, я просто хотела дать вам выспаться? — лукаво улыбнулась Натали после короткого молчания.
— Наташа… — в голосе цесаревича послышалось урчание голодного тигра. Вдруг он резко потянулся к ней, хватая за руки, и повалил к себе на колени. От неожиданности Натали взвизгнула и засмеялась, когда он принялся щекотать её.
— Хватит! — взмолилась она через минуту, тяжело дыша и поднимая на Александра слезящиеся от смеха глаза, искрящиеся на раскрасневшемся лице. — Хватит, правда, я ужасно боюсь щекотки.
— И даже здесь? — хитро улыбнулся Александр, ловко подхватив её ступню и проведя по ней кончиками пальцев. Натали снова взвизгнула и забилась в его руках, извиваясь в тщетных попытках увернуться. Она попыталась щекотать и Александра, но он был совершенно равнодушен к этой пытке. Поначалу Натали не заметила, как его движения замедлились и стали нежнее, но когда его рука нырнула под халат, а с губ вместо смеха сорвался тихий стон, она сама потянулась к его губам, притягивая голову к себе, прижимаясь всем телом.
— Саша… — прошептала она, когда его губы приникли к её обнажённой груди, — халат давно лежал на полу, а ночная рубашка собралась кружевным ворохом где-то на талии. Натали откинула голову, выгнулась, подставляясь под горячие ласки, непрерывно гладя его плечи, зарываясь пальцами в волосы. Он взял её на руки, собираясь нести в постель, когда Натали, бросив взгляд на часы, прерывисто выдохнула:
— У нас есть время до четырёх.
— А после мне стоит удалиться? — спросил Александр, не сводя полного вожделения взгляда с её груди и медленно подходя к постели.
— А после тебе придётся приехать ко мне заново, — ответила Натали, откидываясь на подушках и протягивая к нему руки. — Но всё это я поясню позже, если позволишь.
— А сейчас? — Он снял штаны, и в этот раз Натали не стала отводить взгляд, хотя полумрак, царящий под балдахином, что так и остался закрытым наполовину, скрадывал детали.
— А сейчас, — Натали протянула к нему руки, вздохнув от приятной тяжести его тела, когда он навис над ней, — я жажду продолжения твоих поцелуев…
Эти несколько дней так и остались в памяти Натали и Александра самым светлым, романтичным и страстным временем, которое никогда не повторить, но к которому хочется возвращаться в воспоминаниях. Они гуляли в саду, взявшись за руки, читали вечерами, сидя у камина, но большее время всё проводили в ласках, столь свойственных молодости и самому зарождению любви. Когда нет ещё тоскливой привычки, всё наполнено новизной, а от одного взгляда воспламеняется кровь. Они слишком долго ждали, слишком долго шли навстречу другу другу, чтобы теперь терять отмерянные крохи. Ведь оба понимали — во дворце всё, что останется — редкие, полные опасности разоблачения встречи, но в основном — короткие разговоры, когда вокруг полно людей. И с каждым днём, приближавшим к отъезду, их любовь словно разгоралась ярче, становилась воистину бурной и неистовой.
Принцесса Мария писала Натали каждый день, и та, скрепя сердце, слала в ответ короткие послания, рассказывая о том, как все дни проводит за книгами (которые читает Александру), гуляет в саду (где есть прекрасная беседка, в которой он заставил её узнать, что не только кровать подходит для любовных утех) или же просто лежит в постели (что тоже являлось чистейшей правдой). Видя её послания, Натали понимала, что уже начинает разрываться между преданностью принцессе, желанием открыться и ослепляющей любовью к Александру, которую придётся потерять, стоит лишь рассказать всё. Готова была она на такой шаг? Определённо нет!
При мысли о том, что она его потеряет, сердце начинало колотиться, как сумасшедшее, и порой Натали просыпалась и смотрела на него, спящего, мечтая, что он — её муж, и они никогда не расстанутся. Что у них будет несколько детей, днём он будет занят делами поместья, а вечерами они всей семьёй будут собираться в гостиной и читать вслух… В предпоследнюю ночь Александр застал её в слезах, и долго утешал, прижимая к себе, не требуя ответа, потому что его сердце так же разрывалось от мыслей о невозможности их любви. Он хотел, чтобы о ней знал весь мир. Чтобы Натали входила в гостиные с гордо поднятой головой, как возлюбленная цесаревича, а после — императора. Чтобы никто не смел сказать или даже помыслить дурное об их связи.
Но принцесса Мари, нежная, доверчивая, трепетно любящая, не заслуживала такого обращения. Пусть даже история знала немало монарших пар, презревших законы божии и живших вместе, невзирая на законный брак, бывало, что и с двух сторон. Нет, Мари была ангелом, слишком чистым, чтобы втаптывать в грязь её честь и достоинство. Достаточно было того, что он совершенно не жалел о совершённом поступке и готов был прямо заявить об этом жене.
Жена… Сейчас это слово казалось чем-то безликим, пугающим своей неотвратимостью. Но стоило ему приобрести облик Мари, как становилось ещё горше, ведь перед внутренним взором вставали глаза, полные боли, а в голове начинали звучать тихие рыдания. И всё же, несмотря на терзавшее сердце раскаяние, Александр не желал уезжать от Натали. Попросту не мог оставить её, вспоминая, как был лишён счастья видеть её, говорить с ней, любить её… Они почти не говорили о будущем, но если и переходили на эту тему, то оба понимали — возврата к прежнему нет. Оба — опытные царедворцы, Натали и Александр полагали, что смогут скрывать свою связь достаточно долгое время, сохраняя свой уютный мирок от посягательств внешнего мира. Они надеялись, что тайна долгое время будет оставаться таковой, хотя и не были настолько наивны, чтобы понимать: всё тайное рано или поздно становится явным.
— Люблю тебя, — вторили друг другу губы в последнюю ночь перед отъездом, пока руки исступлённо ласкали, а ноги сплетались, скользя по простыням. Сегодня объятия были крепче, признания откровеннее, движения резче. Словно Александр хотел заставить её помнить о нём каждую секунду в разлуке, оставить свой след на ней, в ней. А Натали, давно забыв о смущении, оплетала его собой, жалея лишь об одном: что не может оставить
