– Картина, – сказала Прима. – На память.
Валентин взял пакет – тот оказался неожиданно тяжелым. Кивнул, не зная, что и сказать.
– Формально я не должна передавать в правильную реальность ничего материального, – призналась Прима. – Но вы и сами уже состоите частично из атомов нашей реальности. Вы ели и пили, вы дышали воздухом чужого мира. Возьмите маленький подарок о том, что исчезнет навсегда.
– Может быть, эта реальность останется? Вселенные раздвоятся?
Прима кивнула:
– Я буду на это надеяться, капитан. Приятно была работать с вами.
Ксения пожала ей руку – и отступила к Валентину.
– Тогда еще один вопрос, – сказал Горчаков. – Простите. Двести шесть – пять…
Прима покачала головой:
– Вас не должен тревожить этот вопрос, командир.
– Он…
– Он остается здесь, командир. – Прима опустила глаза. – Мы поговорили, и он принял мою точку зрения. Отправляйтесь на свой корабль и уходите в червоточину. Нам не стоит тянуть.
– Прима, для Феол нет никакой необходимости гибнуть.
– Сестра, какое это имеет значение? – неожиданно поддержала его Ксения.
Первая-вовне вздохнула:
– Хорошо. Он придет.
– Когда? – с подозрением спросил Валентин.
– Очень быстро, поверьте. Как только я разблокирую двери его каюты. – Прима усмехнулась.
* * *Ян навьючил тюк на спину. Прошел несколько шагов.
Тяжело, но идти можно.
– Не стоит тянуть, – сказал он.
– Я не понимаю, что именно ты хочешь делать, – сказала Адиан. – Дети ушли, мы остались…
– Оставаться смысла нет, – сказал Ян. – У нас больше нет ни укрытия, ни запасов. Все, что осталось, мы унесем. Сидеть возле сена, жевать его с утра до ночи и медленно ослабевать? Мы пойдем, Адиан. Пойдем по следам детей. Мы не будем их сдерживать, у них останется лучшая пища. Но мы попробуем их догнать.
– А смысл? – спросила Адиан. – Если даже дойдем – ты уверен, что там, за горами, остались чистые земли?
– Ядерных зарядов было не так много, – сказал Ян. – За горами села, маленькие бедные городки, их никто не станет бомбить. И в любом случае мы попытаемся.
Он увидел, как в глазах Адиан появилась пусть не надежда, но цель.
– Ты прав. Раз уж мы выжили, то какой-то смысл в этом был. Давай попробуем. Знаешь, я буду рада увидеть Лан. Может быть, мы сохраним семью.
Ян обнял ее, на мгновение зарылся лицом в гриву волос. А потом поднял второй вьюк и помог забросить на спину.
Времени на сомнения не было, как и на нежности. Дети ушли утром, сейчас миновал полдень. До темноты надо пройти по их следам как можно больше – чтобы не было искушения вернуться к пепелищу.
Для чего-то же они выжили…
* * *Кисть у Гюнтера была закована в прозрачный герметичный лубок, заполненный прозрачным репарационным гелем. Руку он держал чуть на излете, и при взгляде на распухшие розовые пальцы Мегер непроизвольно хмыкнула.
Гюнтер сердито и недоумевающе посмотрел на нее.
– Сосиски в стеклянной кастрюльке, – с невозмутимым лицом сказала Анна.
Гюнтер пробурчал что-то себе под нос.
– Не сердись. Это нервное, – пояснила Мегер.
– Тебя бы так приложило… – мрачно сказал оружейник.
– Зато вы единственный офицер Космофлота, который вступал в наземный огневой контакт с противником! – вставил Алекс.
Гюнтер с подозрением глянул на юного навигатора, но тот был абсолютно серьезен. Ксения, сегодня допущенная в рубку, молчала, погруженная в свои мысли, командир тоже не улыбался. Оружейник вздохнул и ответил:
– Плохо вступал.
– Что поделать, люди размякли, отвыкли воевать, – согласилась Мегер. – Но может, и неплохо, а? Учитывая историю Человечества?
Гюнтер мрачно повернулся к пульту.
– Как бы там ни было, – сказал Валентин со своего места, – какими бы мирными мы ни стали, я попрошу тебя, Гюнтер, быть наготове.
– К чему? – спросил оружейник.
– Ко всему.
Гюнтер покосился на командира, потом кивнул:
– Одна рука у меня работает. Голова тоже.
– Алекс, что у тебя с курсом? – спросил Валентин.
– Все готово, – сказал навигатор. – Мы уходим в межзвездное пространство на два световых дня. И возвращаемся. Это будет недолго.
Валентин кивнул. На экране перед ним была станция Ракс – огромная и одинокая. Рядом висел основной корабль Ракс – двадцатиметровое металлическое веретено. Захваченный в бою метеорит, очищенный от остатков камня, был уже выведен в заданную точку пространства, куда корабль вскоре переместится.
– Прощай, Прима, – сказал Валентин, включая дальнюю связь.
– Прощайте, командир Горчаков. Прощай, Третья-вовне. Прощай, экипаж «Твена», – ответила Прима. Голос Ракс был спокоен и ясен, казалось, она стоит рядом, в рубке.
– Прощай, Первая-вовне… – прошептала Ксения. Валентин с удивлением увидел, что Третья-вовне закрыла глаза и руки ее вцепились в подлокотники кресла. Она так переживает? Или боится?
– Корабль стабилизирован по оси входа, – сообщила Мегер.
– Включаю генератор… – Валентин осекся. – Гюнтер! Отбор мощности на оружейном блоке!
– Командир! – выкрикнул Гюнтер. – Пульт…
Корабль вздрогнул, когда две лазерные пушки, дав залп, выбросили в пространство остатки отработанных стержней накачки. Корпус «Твена» на миг окутала дымка расходящегося ксенона и нити расплавленного вольфрама – потом их унесло прочь.
Металлическое веретено корабля Первой-вовне осталось на месте. А вот гигантская станция за ним разваливалась на части… нет, не разваливалась – исчезала маскировка, мерцала, теряла яркость, становилась прозрачной.
Вместо изящной, разукрашенной геометрическим орнаментом станции на орбите возникло нагромождение больших и малых отсеков, скрепленное узкими трубами переходов, натянутыми и рвущимися теперь тросами, решетчатыми фермами и кабелями. В общем – обычная станция, не нуждающаяся во внешнем корпусе и построенная сугубо функционально. Часть отсеков выстрелом разнесло в клочья, из пробитых переборок струился воздух.
Валентин вдруг с удивлением понял, что просторных жилых помещений на станции не так уж и много. Входя в стыковочный отсек, они, похоже, долго блуждали кругами по путанице коридоров – чтобы каждый раз оказаться в одном и том же, но каждый раз выглядящем иначе отсеке.
У Ракс действительно была великолепная технология проецирования изображений.
– Браво, командир, – сказала Прима. – Браво.
В рубке царила тишина. Ксения повернула голову, посмотрела на Гюнтера. Потом на командира.
Валентин включил связь. Сказал:
– Прошу прощения, Прима. Но ведь это не важно и не имеет никакого значения. Верно?
– Я могу переместиться прямо сейчас, – сказала Прима. – И стереть вас вместе с этой реальностью. Вы еще не готовы ко входу в червоточину.
Мегер повернулась к капитану и сделала быстрый жест рукой – будто ныряя куда-то. Теоретически корабль мог уйти в червоточину без включения генераторов Лавуа. Несколько раз этот фокус удавался.
– Я знаю, – сказал Валентин.
– Улетайте, – сказала Прима после короткой паузы. – Вы заслужили право вернуться в правильную реальность.
Валентин коснулся пульта. Корабль, окутанный защитным полем, на мгновение засиял радужными огнями – а потом исчез.
В рубке «Твена», идущего по «кротовьей норе», командир Горчаков откинулся в кресле и закрыл глаза. Потом спросил:
– Ты знала, что Прима собирается нас уничтожить?
– Да, командир, – ответила Ксения. – Я знала. Простите. Но это стандартное правило.
– Понятно, – сказал Валентин. Помедлил. Повернул голову и посмотрел на оружейника, будто закрывая разговор с Третьей-вовне. – Спасибо, Гюнтер.
– Пожалуйста, – ответил Гюнтер. – Только я тут ни при чем. Мой пульт вообще был блокирован. Выстрел произвел корабль.
Валентин открыл глаза и посмотрел вверх. Зачем только аудиосистемы корабля программируют так, что голос искина идет будто бы с потолка? Каждый раз, заговаривая с компьютером, невольно задираешь голову к небу, будто молиться собрался…
– Марк, – сказал Валентин.
– Да, командир.
– Кто произвел выстрел по станции Ракс?
– Я, командир.
– Причина?
– Протонная эмиссия из центра станции. Аналогичное явление наблюдалось перед уничтожением моего двойника. С вероятностью в девяносто четыре процента…
– Марк. Уничтожение кораблей и станций членов Соглашения возможно лишь согласно коду безусловного подчинения.
– Да, командир.
– Тогда почему ты атаковал станцию.
– Простите, командир. Я не могу ответить.
– Ты не знаешь или не можешь?
– Не
