– Нет, Фенрис. Если я знаю, что валгская королева хочет поработить мою истинную пару и почти преуспела, – это меняет очень многое.
– Однако мы знаем, чего боится Маэва и почему, – возразил Гарель, сверкнув желтовато-карими глазами. – Огня и целительниц. Если Маэва явится сюда со своей армией, мы вовсе не беззащитны.
Гарель был прав. Рован чуть не отругал себя за то, что столь простая мысль не пришла ему в голову.
– Но армия Маэвы целиком состоит из фэйцев, – высказал он еще одно свое опасение.
– Ее армада тоже целиком состояла из фэйцев, – осторожно напомнил Гарель.
Рован запустил руку в волосы.
– Тебе хватит решимости воевать против соплеменников?
Не только воевать, но и убивать.
– А тебе?
Рован не ответил.
– Почему Аэлина не предложила мне принести ей клятву на крови? – помолчав, спросил Гарель.
Рован не одну неделю ждал от него этого вопроса. Странно, что Гарель спросил только сейчас.
– Вначале она предложит это Эдиону. Ей важно, чтобы из вас двоих Эдион был первым.
– То есть он может не захотеть, чтобы меня допустили в пределы Террасена.
– Чтобы Эдион знал: его желания она ставит выше своих.
Гарель опустил голову:
– Я бы согласился, если бы она предложила.
– Знаю. – Рован похлопал самого давнего своего друга по спине. – И Аэлина тоже знает.
Лев повернулся к северу:
– Как ты думаешь… мы же не имеем никаких вестей из Террасена.
– Если бы Террасен пал, если бы Эдион пал, мы бы знали. Вести дошли бы до Аньеля.
– Мы с тобой достаточно повоевали, – продолжал Гарель. – И Эдион тоже. Можно сказать, с детства на полях сражения, а все из-за этих проклятых богов.
Ярость исказила лицо Гареля. Он гневался не на деяния Эдиона, а на судьбу и стечение обстоятельств, заставившие сына слишком рано взять в руки меч. Гневался на себя, поскольку не был рядом и ничего не мог предотвратить.
– День за днем – и никаких вестей. Меня охватывает ужас. Мне страшно видеть каждого гонца.
Этот страх был Ровану незнаком. Страх отца за сына отличался от страха за свою истинную пару и королеву Террасена.
Рован не позволял себе смотреть в сторону Аэлины и вспоминать сны, что снились ему в ночи поисков. Ту большую семью. Их семью.
– Когда сражение за Аньель окончится, нужно убедить детей хагана двигаться на север, – сказал Гарель, предварив эти слова негромким ругательством.
Рован кивнул.
– Если мы завтра сумеем уничтожить моратскую армию и убедить Хасару и Сартака, что Террасен – единственное разумное направление, путь на север окажется вполне реальным. И тогда уже ко дню Ильмаса ты будешь сражаться бок о бок с Эдионом.
Гарель стиснул кулаки. На побелевших костяшках выступила татуировка.
– Если он окажет мне такую честь.
«Надавлю – и окажет», – подумал Рован.
– Сходи за Лорканом и Элидой, – попросил он Гареля. – Рукки готовы к вылету.
Глава 51
Лоркан стоял в той части лагеря, где находились руккины. Он почти не смотрел на великолепных птиц и всадников в доспехах, устраивавшихся на ночлег. Но нескольким руккинам будет не до отдыха. Они полетят в крепость, чтобы отвезти туда Шаола, Ириану и неожиданное пополнение, а также необходимые припасы и амуницию.
Все эти мысли мелькали где-то на задворках разума Лоркана. Его не волновало, что вскоре он снова окажется в воздухе. Даже завтрашнее сражение не особо его тревожило. Лоркан потерял счет войнам, на которых побывал. Завтрашняя битва будет мало отличаться от прежних, если не считать, что завтра они будут убивать не людей и не фэйцев, а демонов.
Таких же, как его бывшая королева, только более низкого происхождения.
А ведь он предложил себя Маэве. Он желал ее… или верил, что желает. Но она посмеялась над его желанием. Тогда он не знал причины, отнеся все за счет своего положения.
Лоркан думал, будто к Маэве его притянула собственная темнота, дары бога Хелласа и в этом они равны. А вдруг темному богу хотелось, чтобы, вместо принесения кровной клятвы, он убил Маэву? Тогда получалось: служение ей – лишь способ подобраться поближе.
С далекого озера дул ледяной ветер. Лоркан не стал запахивать плащ, наоборот – подставил лицо под ледяные струи, словно они могли вырвать из него и унести правду, услышанную в шатре Хасары.
– Мы улетаем, – прорвался сквозь гудящую тишину его мыслей голос Элиды. – Рукки уже готовы.
На лице ее не было ни страха, ни сожаления. Пламя факелов и костров золотило ее черные волосы. Она спокойнее всех восприняла правду о Маэве, а стратегию сражения обсуждала так, словно родилась на поле битвы.
– Я не знал, – напряженно проговорил Лоркан.
Элида поняла, о чем речь.
– У нас есть заботы посерьезнее.
– Я не знал, – повторил Лоркан, делая шаг в ее сторону.
Элида запрокинула голову, вглядываясь в его лицо. Губы у нее были плотно сжаты, а на виске дергалась жилка.
– И ты хочешь, чтобы из-за твоего незнания я тебя простила?
– Я служил ей почти пятьсот лет. Пятьсот лет! И считал ее всего лишь бессмертной холодной особой.
– Меня это не удивляет. Валги такие и есть.
Лоркан оскалил зубы:
– А ты поживи с мое и увидишь, как это на тебе скажется… госпожа Лошэн.
– Не понимаю, отчего ты так потрясен. Ты же любил ее, бессмертную и холодную. Значит, принял ее особенности и манеру обращения с тобой. Так какая тебе разница, кем она оказалась на самом деле?
– Я не любил Маэву.
– Но твои действия доказывают обратное.
– Элида, ну почему ты без конца возвращаешься к одному и тому же? – не выдержал Лоркан. – Почему никак не можешь отпустить?
– Потому что пытаюсь понять, как ты смог полюбить чудовище.
– Зачем?
Лоркан сделал еще шаг. Элида не отошла. Ее глаза вспыхнули, и она не произнесла, а буквально прошипела:
– Мне это поможет понять, как я сделала то же самое.
На последних словах она запнулась. Когда их смысл дошел до Лоркана, он замер. Никогда еще ему не встречался кто-либо, кто…
– Это болезнь? – не унималась Элида. – Внутри тебя что-то сломалось?
– Элида… – хрипло проговорил Лоркан, решившись протянуть к ней руку.
Теперь Элида отодвинулась.
– Если ты думаешь, что твоя кровная клятва Аэлине что-то значит для наших отношений, то глубоко ошибаешься. Ты – бессмертный, а я – нет. Вроде мелочь по сравнению со всем остальным, но и ее не стоит забывать.
Лоркана передернуло от ужасающей правды этих слов. Ему же пятьсот лет. Несколько десятилетий для него – пустяк. А для нее – вся жизнь. Нужно было вообще не встревать во все это и уж тем более не продолжать разговор. Но Лоркан разгадал еще одну причину язвительности
