Фэйцы удивленно переглядывались.
– Когда-то давно, на одном континенте к востоку от Эрилеи, существовало королевство, – сказал Рован. – Там придерживались схожих принципов. – В глазах Рована светилась гордость за Аэлину. – То королевство было оплотом мира и знания. Маяком для других государств того континента, погрязших в войнах и насилии. В ближайшее время начнется возрождение знаменитой библиотеки Оринфа. Мы разыщем всех уцелевших ученых и попросим их заняться сбором сведений о том королевстве.
– А что мешает самим туда отправиться? – спросил Фенрис. – Возможно, оно процветает и поныне. Расскажем им, какие перемены грядут в Террасене. Возможно, кто-то из тамошних ученых захочет приехать сюда и помочь нам… Если Аэлина не против, я готов поехать и выяснить, что к чему.
Она знала: Фенрис говорит это не просто так. Он согласен стать посланником королевы. Возможно, в странствиях ему будет легче справиться с пережитым, а повидал и вытерпел он немало. Фенрису требовалось примириться с потерей брата. Заключить мир с самим собой. Аэлине подумалось, что шрамы на его лице исчезнут не раньше, чем он сам этого захочет.
Аэлина кивнула. Она охотно пошлет Фенриса, куда он пожелает. И тут она вспомнила слова Рована.
– Ты говорил о возрождении библиотеки. Я не ослышалась?
– Ничуть, – улыбнулся Рован. – А еще мы построим Королевский театр.
– Здесь были небольшие театры. Но такого, как в Рафтхоле… нет.
– Значит, будет, – ответил Рован, не переставая улыбаться.
– Может, тебе напомнить, что наши сундуки пусты? Победа в войне не наполнила их золотом.
Рован обнял ее за плечи:
– Тогда и я должен кое-что тебе напомнить. С тех пор как ты отсекла Маэве голову, я вновь стал принцем Доранеллы и ко мне вернулись мои владения и богатства. А поскольку Маэва официально объявлена самозванкой, половина ее богатств переходит тебе… и другим Боярышникам.
Аэлина растерянно моргала. Остальные улыбались. Даже Лоркан.
– А потому будет тебе и новая библиотека, и Королевский театр, – сказал Рован, целуя ее в губы. – Считай это моими свадебными подарками, Огненное Сердце.
Аэлина обняла его. Ей хотелось смеяться, но слезы полились сами собой.
Начавшийся день стал днем многочисленных встреч. Аэлина так решила. Она стояла в пыльной, почти лишенной мебели комнате и улыбалась своим друзьям и союзникам.
К ней подошла улыбающаяся Ансель. Лицо правительницы Верескового Утеса покрывали следы ран и царапин.
– А твоя красавица-оборотень оказалась ловкой вруньей. Стыжусь, что сама это не заметила, – призналась Ансель.
Принц Галан выглядел не лучше Ансели. Услышав ее слова, сдержанно рассмеялся.
– В свое оправдание могу сказать, что прежде никогда тебя не видел. – Он поклонился Аэлине. – Здравствуй, двоюродная сестрица.
Аэлина прислонилась к ветхому письменному столу.
– А я тебя видела однажды. Издали.
Бирюзовые глаза Галана Ашерира весело сверкнули.
– Полагаю, в те дни ты занималась другим ремеслом. Посему спасибо, что оставила меня в живых.
Аэлина усмехнулась. Рульф, слышавший этот разговор, выпучил глаза.
– А ты что скажешь, господин бывший пират?
Рульф махнул татуированной рукой. Под ногтями темнела неотмытая кровь.
– Я, пожалуй, воздержусь.
– Конечно, – фыркнула Аэлина. – Ты же теперь наследник микенианцев. Мелкие стычки ниже твоего достоинства.
Ансель тоже фыркнула. Рульф сердито посмотрел на нее.
Собрать здесь союзников Аэлина поручила Венге. Была мысль позвать и своих придворных, но она решила дать им передохнуть. Рован наконец-то пошел проведать Эндимиона и Селиану. Принцессе предстояло многое узнать о собственном будущем и будущем Доранеллы.
– И каковы дальнейшие намерения твоего древнего народа? – спросила у Рульфа Аэлина.
– Мы пока не решили, куда отправимся, – пожал плечами он. – То ли вернемся в Бухту Черепов или… – Он сощурил глаза цвета морской волны.
– Или что? – тоном учтивой придворной дамы спросила Аэлина.
– Или обоснуемся в Илиуме, где когда-то жили.
– А что ж ты сам не примешь решение? – удивилась Ансель.
Рульф поморщился:
– Микенианцы храбро сражались. Многие отдали жизни. Я не вправе диктовать, где им жить после войны.
– Мудрые слова, – сказала Аэлина, цокнув языком.
Это цоканье было хорошо знакомо Рульфу. Он даже сжался. Но во взгляде Аэлины отражались лишь теплота и понимание.
Подошел Илиас, еще не успевший снять помятые, исцарапанные доспехи.
– Ты за всю войну произнес хоть слово? – спросила Аэлина.
– Нет, – ответила за него Ансель.
Сын Немого Учителя смотрел на нее, выдерживая ее взгляд. Аэлина и без слов многое поняла. Исчезла былая враждебность Илиаса по отношению к Ансели. Исчез ее страх. И покраснела Ансель тоже не от страха.
Чтобы не смущать Илиаса, Аэлина сказала, приложив руку к сердцу:
– Спасибо вам обоим. Спасибо, что откликнулись на мою просьбу. Я благодарю вас от имени всего Террасена. Теперь я перед вами в долгу.
– Это мы были перед тобой в долгу, – возразила Ансель.
– Я не был, – пробормотал Рульф.
– Конечно не был, – лукаво улыбнулась Аэлина. – Мы с тобой просто развлекались.
Она оглядела союзников, уставших, израненных, но живых и выстоявших.
– Думаю, теперь нам никто не помешает устроить грандиозные празднества.
Время незаметно двигалось к полудню. Аэлина поднялась в драконье гнездо, где и нашла Манону. Верный Аброхас лежал рядом и смотрел на равнину. Драконьи бока и крылья покрывали белые повязки. Повязки были и на теле бывшей главнокомандующей.
– Королева крошанок и Железнозубых, – сказала Аэлина, не поздоровавшись. – Впечатляет, – тихо присвистнула она.
Манона медленно повернулась к ней, и у Аэлины пропало всякое желание шутить. Она уставилась на свои отнюдь не железные ногти.
На лице ведьмы не было ничего, кроме безмерной усталости и горя.
– Я слышала, – тихо сказала Аэлина.
Она опустила руки, но к Маноне не подошла.
Молчание Маноны сказало Аэлине больше, чем любые слова. Манона так и не оправилась после гибели отряда Тринадцати. Она была раздавлена смертью давних соратниц и говорить об этом не хотела.
– Спасибо… тебе и им, – сказала Аэлина.
Манона едва заметно кивнула. Аэлина подошла туда, где лежал Аброхас, все так же глядя на Фералийскую равнину с пятном выжженной земли.
Пятно. Дракон. Застывшая ведьма. Зрелище, от которого у Аэлины разрывалось сердце. Она села рядом с Аброхасом, погладила его чешуйчатую голову. Аброхас ткнулся в ее плечо.
– Здесь будет памятник, – сказала Аэлина, обращаясь к Маноне и Аброхасу. – Если хочешь, мы воздвигнем его прямо на том месте. Пусть никто не забывает, каких жертв стоила победа и кого мы должны благодарить.
Площадка продувалась насквозь. Через какое-то время к шуму ветра добавился хруст сена. Манона подошла к Аэлине и тоже села.
Аэлина больше не сказала ни слова и ни о чем не спросила. Наверное, поэтому Манона понурила плечи и опустила голову. Такой ее никто и никогда не видел. И только Аэлине дано было понять, какой груз лежит на Манониных плечах.
Две
