– Так… харэ трепаться! – рявкнул Кот. – Рассказывай, дружище, как ты дошел до жизни такой, раз решил обуть нас с братвой. Покайся, глядишь, скидка выйдет.
Дорога штука справедливая, но и жестокая. Караванщик, убив покалеченного, был в своем праве. У них украли ни много ни мало, а два баула с товаром. Оставь переломанного Филин там, где догнал, было бы хуже. Подыхать в пасти местного зверья, а такое-то быстро бы отыскало беспомощного человечка, куда страшнее. Можно сказать, что молчаливый следопыт оказал благое дело.
Ну, если мерять моралью две тыщи тридцать пятого года, а не общечеловеческой.
– Я не хотел, бес попутал, – кинельский зачастил, рухнув на колени и набок, – мне кранты везде, а с тобой идти, так расклад неизвестный. То ли пан, то ли пропал, то ли чего хуже. Я ж жратвовозку не видел ни разу, испугался.
– В штаны же не наделал, не? – Кот удивленно смотрел на него. – Мы ж почуяли б… Кость, ты рядом с ним сидел, он не гадил?
Костя мотнул головой.
– Вот, а я о чем? Раз не опростался с испугу, так, считай, все в порядке было. – Кот шмыгнул. – Ты, братишка, неужто считал, что справишься? Думал, в Георгиевку вернуться и там зашкериться, отсидеться и наш товар толкнуть? Купить назад теплое местечко в Кинеле?
Парняга замотал головой.
– Тебя ж Сашкой кличут?
– Да.
– Хорошо.
Что хорошего было в имени и его применении к ситуации, никто не понял. А Хаунд и не пытался, уловив в поте Кота уже знакомую нотку каких-то забушевавших гормонов. Того явно корежило внутри, разрывало от желания забить этого мудака до смерти или чего хуже. Например, засунуть в очаг, разгоревшийся и полыхавший уже очень люто. И… да ладно?!
– Ухо тебе Филин отрезал?
– Да.
– Лады… считай, легко отделался. – Кот хитро улыбнулся. – Да не ссы, братишка, с кем не случается. Верно говорю, Кость?
Костя кивнул. Но как-то очень неуверенно. Кот встал, махнул рукой Сашке, подзывая к себе. Приобнял, когда тот подошел.
– Ты, Саша, конечно, поступил как форменная гнида, это верно. Спер наш товар, подбил носильщика бежать, мы его потеряли. Это, Саша, натуральный косяк. В другое время ты бы у меня сейчас визжал как поросенок, когда я твои кишки выпустил бы и вон в той жаровне заживо бы запек. Понимаешь?
Тот кивал и кивал, вроде бы все такой же испуганный, но потихоньку приходящий в себя. Вот хитрая скотина человек, натюрлих… Чуть не помер, а уже начинает хорохориться. Даже на товарищей по походу, вольных, смотрит, думая, что не заметно, прямо кум королю.
Хаунд нехорошо прищурился, все еще ощущая тонкий злой запах Кота. Не проходящий, а становящийся сильнее. Мешаясь с тем, в который не верилось. Да и Костя хмурится, видно, понимает – дело-то идет куда-то не в ту сторону, не верит вожаку, знакомому куда как хорошо.
А этот все расслабляется да успокаивается… идиот. Ну, рожоного ума нет, так никакого не даешь. Как еще Кот умудряется выживать и работать по Дороге, коли у него, за сутки похода, уже два трупа и третий явно на подходе. Или не ошибся Хаунд, понимая, что трезвый расчет с логикой должны перебить дерганые расхлябанные нервы Кота?
И…
Ошибся.
Нож скакнул в ладонь Кота почти сам собой. Порхнул дальше, впившись в тело Сашки, узкий, короткий и обоюдоострый. Таким небось даже бриться можно. И снова, опять, еще, втыкаясь и втыкаясь в шею, живот, пах, под ребра…
– Ты кого, падла… – удар, снова удар, – кого… сука… хотел уделать?!
Сашка с Кинеля хрипел, плевался темно-красной пеной, брызгал блестящими каплями кровавой слюны. Кот бил, скрипел сталью по ребрам, пластал уже почти умершего вора-неудачника, вгоняя нож в тело раз за разом.
– Кот! – Костя поморщился, глядя на творящееся.
Хаунд глядел на летящую кровь, брызжущую такими яркими струйками, смотрел и пытался понять главное – что их всех связывает так сильно, если съехавший с катушек вожак позволяет себе убить носильщика, такого нужного дальше? Да еще на глазах вольнонаемных, вряд ли сумеющих такое забыть? Да еще и когда старший нар…
– Фу-у-у! – Кот выпрямился, отхаркался, дышал часто и глубоко, улыбался. – Не удержался, Кость, ты уж прости. Ничего, дотащат как-нибудь. Разберемся.
Он двинулся к сидящим у стенки. Девчонка-двойняшка с всхлипом втянула воздух, пытаясь вжаться в металл спиной. Кот хмыкнул, положил ладонь на ее голову, смяв золотистые волосы в кулаке. Та пискнула, а караванщик вдруг начал ее гладить.
– Ты хорошая девочка, тебе переживать не стоит. Не бойся.
Хаунд, втянув потихоньку воздух, чуть расслабился. Адреналин и остальное дерьмо в крови Кота явно успокаивались. Не ушли в никуда, растворившись внутри артерий с венами, переработанные печенью с почками, но потихоньку приходили в норму. Дас гут, йа. А то он уже собирался попробовать сломать Косте шею и, прикрывшись им от очередей Большого, начать воевать. Шансы Хаунд расценивал где-то сорок к шестидесяти, а такой расклад, учитывая калибр и емкость ПК, все равно что полный ноль.
Золотистая солома волос девчушки покрывалась размазанной ладонью Кота красноватой ржавчиной.
– Как хорошо то… – Караванщик почти ласково коснулся ее щеки. – Мне нравится, ты меня успокаиваешь. Не бойся, я его просто наказал.
– Бред какой-то. – Анна, монотонно качающаяся взад-вперед, обхватив колени, смотрела на валяющееся тело. – У тебя с головой не в порядке.
– Ротик закрой, умничка. – Кот вытер ладони об плечи девчонки и зевнул. – То ты в чистилище, то меня бесом называешь, то заявляешь обо мне, как о дебиле. Не слишком нагло?
Хаунд положил руку на плечо Анны. Сжал, молча прося помолчать. Да, творилось странное, ненужное и дикое. Никакой логике и расчету сделанное Котом не поддавалось. Филин убил покалеченного из-за нескольких причин, и все они, жестокие и не особо справедливо-человечные, все же понятны. Только причину Хаунд уже понял, нос не обманешь.
– Вытащите его отсюда и бросьте в лес. – Кот пнул убитого. – Сипа, ты на контроле. Этих-то не упустишь?
Нести тело выпало наемным, смотревшим на караванщиков с лютой злостью. В дождь вышли трое, и мало ли, вернуться вполне мог бы один. Довести человека на самом деле легко. А спорить с Сипой, вооружившимся на конвой пистолетом, даже не спорить, а пытаться напасть – глупо. Смог бы сам Хаунд? Смог, даже сейчас. Одной левой уделал бы ублюдка. Только его-то никуда и не отправляли, оставив как есть.
Беда выхолостила многое, и мораль с чувствами в первую очередь. Да, только что убили человека. Пусть неизвестного, даже успевшего напакостить по-крупному, да целых два раза, все верно. Но переживать о его судьбе никто не стал. Такая вот дрянная правда жизни здесь и сейчас. Тем более со стороны очага весьма неплохо потянуло
