– Вот это причесочка, – не без удовольствия комментирует Эвелина.
Но тот ее веселья не разделяет.
– Вот блинский… – вырывается у него, и тело несет Глеба вперед быстрее, чем он успевает подумать о последствиях. Ладонями закрывает матери глаза, пока перевоплощение не завершилось полностью.
Конечно же, змеям это не нравится. Реакция у них молниеносная – уже через мгновение Глеб чувствует заструившийся по венам яд. Мать изо всех сил сопротивляется, но Глеб не поддается, хотя все тело и горит огнем.
– Пусти! – не своим голосом шипит она. – Пусти, и я покончу с этим раз и навсегда!
– Уходите, – сквозь стиснутые зубы просит остальных Глеб. – Если не хотите окаменеть, уходите. – Он с трудом кивает на школу. – И детей обратно заведите.
– Но ведь мы же не закончили… – разочарованно вставляет Эвелина.
– Закончите потом.
Когда все уже собираются уходить, у Веры вдруг прорезывается голос:
– Почему?
– Что? – в один голос отвечают ей Кирилл и Эвелина.
Вера встает вполоборота к бывшей подруге.
– Почему ты не хотела, чтобы Хрисаор меня убил? Хотела сделать это сама?
Глеб буквально рычит от боли, с трудом удерживая извивающуюся в руках женщину.
– Девочки, давайте вы где-нибудь в другом месте покумекаете? Кир, помоги мне, что ли.
Но в человеческом обличье Кирилл может служить разве что только моральной помощью: матери он не дотягивает даже до подбородка.
Девушки как будто не слышат.
– Я не хотела тебя убивать. Сначала собиралась… Но поняла, что таким образом мы замкнем этот круг, и обеим будет уже никогда не выбраться. – Эвелина пожимает плечами. – Ты была моей любимой неземной сестрой. Наверное, поэтому твой поступок так сильно разозлил меня.
– Ты тоже, – уголками губ улыбается Вера и наконец позволяет себе осесть.
То, что когда-то было могущественной птицей Феникс, теперь расползается на части. Под ней будто кто-то включил газ – и она тает, тает, тает… Вот кожа, наконец отделившись от тела, стекает в землю, и та с радостью впитывает подношение. Остается только то, что под кожей: кости и страхи, годы скитаний и неспособность ответить на искреннее чувство.
– Прости, – успевает выдохнуть Вера, прежде чем окончательно распасться на части.
Но никто не знает, кому именно она обращает эти слова: мужу, перед которым не сумела сдержать клятву, названой сестре, чьим телом завладела, или тому, кто впервые за все ее существование полюбил ее просто потому, что она есть, и чье тело все еще находится в столетнем сне и лежит на кровати у нее дома.
Поняв произошедшее сначала по звукам, а затем по внезапно установившейся тишине, Медуза перестает вырываться, и ее змеи, как одна, отрываются от Глеба.
Только сейчас все понимают, как сильно стемнело.
* * *В кабинете пусто и пыльно. Придется попросить кого-нибудь из Горынычей показать, где находятся тряпки и моющие средства, но это потом, а сейчас Глеб хочет хотя бы недолго насладиться видом этого помещения, где еще совсем недавно помощница директора «Верочка» бегала в своем неизменном костюмчике, выполняя каждый каприз странного шефа.
Странно, что директор исчез сразу же после инцидента. Школьники и персонал в один голос божатся, что он как будто сквозь землю провалился. Вот был, был – и нет его. Чудеса, да и только. Разве что в их мире чудес не бывает.
Остаться в школе кажется Глебу разумным решением. Матери больше нет смысла скрываться, так что они с братом с чистой совестью посадили ее в самолет в один конец до Афин, предварительно снабдив тремя парами солнцезащитных очков на всякий случай. Пусть сестры обрадуются новой компании, а то, наверное, уже сплетни настолько заплесневели, что они там подыхают со скуки.
А канон, посовещавшись, решили не менять. Ну будут люди думать, что Персей убил Горгону Медузу. Ну будут считать его героем. Ну и что? Правда-то от этого никак не поменяется. И пускай, если привлечь олимпийцев, изменения можно провернуть вполне себе незаметно для смертных, все равно смысла в этом нет. Мать о славе никогда не мечтала, а уж Глеб – тем более.
Сын двух знаменитых мифических персонажей – Посейдона и печально известной Горгоны Медузы – он не смог перенять ни их сил, ни их способностей. Из сострадания его стали изображать в виде крылатой лошади, служащей музой деятелям науки и искусства. По факту же он провел всю свою сознательную жизнь, помогая матери скрываться сначала от Персея, затем от его обезумевшей вдовы. Он был слугой при отверженной королеве, тем, кто должен был решать все проблемы и исполнять любые капризы.
Наверное, больше всего осознать свое место ему помогли дети, Кристина и Сева. Он увидел, что можно быть частью своей семьи, но при этом не быть им ничем обязанным. Это только ты и твоя битва.
Но брату он деньги все-таки отдаст. За тысячелетия путешествий у Глеба, конечно, накопился немалый должок. Ведь это ему нужно было все время прятаться, а Хрисаор только и делал, что приумножал свои богатства, хотя никакого удовольствия в их пользовании не находил.
Отчасти поэтому Глеб хочет остаться в школе, здесь, в этом кабинете. Но есть еще одна причина: кажется, ему здесь нравится. Нравится быть среди детей, так похожих на него, нравится быть частью большой системы. Плюс подписанный кровью договор. Эвелина свою работу выполнила: поймала летавицу, пусть и с помощью Кирилла, – поэтому может уйти со спокойной душой. Зефир же ничего не подписывал, так как работал не на школу, а на Посейдона. Вот и выходит, что он один привязан к этому месту, по крайней мере, до конца учебного года. А там посмотрим. Жаль, конечно, что такой помощницы, как Вера, он больше не найдет. Та действительно выполняла много работы, в частности, по каким-то своим каналам находила преподавателей. И пусть она отчасти пользовалась этим с личной выгодой: пыталась среди многочисленных полукровок и тех, кто хоть как-то связан с миром нелюдей, отыскать своего кровного врага, – дело свое она делала хорошо.
А им уже через несколько дней понадобится новый географ. Дети вернутся с каникул, и нужно будет как-то вновь вставать в колею.
Глеб проводит своей широкой ладонью по черному столу, за которым еще недавно сидела Вера, и задумчиво стряхивает с пальцев налипшую пыль. Наконец настало время все сделать так, как хочется, а не как надо.
* * *Ворота оказываются не заперты. Ветер чуть раскачивает узорчатую створку туда-сюда, а та тихонько поскрипывает, будто подпевает
