Я мысленно застонала.
– У тебя везде пророчество, куда ни плюнь!
Трежер повернулась ко мне со злостью.
– Рука торчала из днища человечьего корабля! Послание предназначалось нам…
– Этого мы не знаем.
– У трех гор мы встретим свою судьбу. Быть может, Виллем отчасти права: три отметины действительно символизируют учениц, а сам диск – нашего капитана. Так или иначе, это пророчество чистой воды.
Не обращайте внимания, киты всегда выражаются высокопарно. У нас кругом сплошные пророчества чистой воды. Как это вообще понимать? Если бы пророчества действительно были чистыми и сбывались, это давно стало бы фактом. Но нет, это не факт. Однако же нами по сей день движут предрассудки, хотя на моей памяти только те пророчества оказывались верными – или, если хотите, чистыми, – что сбылись бы сами собой.
Да, мы найдем три горы. Да, там мы встретим свою судьбу. А если бы мы не заметили злополучный диск? И не помчались бы исполнять найденное «пророчество»? Что тогда?
Канет ли мир во тьму, потому что так предначертано? Или потому, что найдутся болваны, которые свято уверуют в пророчество и сами же его исполнят – своими поступками навлекут беду? Неизвестно. Этот страх я всегда стараюсь запрятать поглубже в сердце, но боюсь, и разницы-то никакой нет.
15
На следующий день Трежер вдруг отвлеклась от своих прямых обязанностей и начала изучать пустой океан; я уловила щелчки ее эхолокации. Затем она быстро поплыла к капитану, и та внимательно ее выслушала.
– К нам приближается другой отряд, – объявила капитан. – Готовьтесь к переговорам.
Наши матросы тотчас спустили паруса, чтобы корабль сбавил ход и капитану было проще выбраться из буксировочных тросов. Все остальные, включая меня, уже помогали судну занять наиболее выгодную оборонительную позицию.
– Нет, Вирсавия, тебе я даю другое поручение, – сказала капитан. – Ты будешь прятать нашего пленника. – Она нависла надо мной и угрожающе поводила могучим лбом из стороны в сторону. – Пророчество Тоби Вика не должно попасть к тем, кому оно не предназначалось.
Ага, теперь мы храним пророчество в тайне. Прекрасно.
– Есть, капитан! – ответила я. – Однако воды вокруг чисты и прозрачны. Куда же…
– Спрячь его в трюм.
Я так встревожилась, что выпустила из дыхала несколько пузырьков.
– Но, капитан…
Без всякого предупреждения она раскрыла пасть и укусила меня за лоб: нет среди китов более страшного и унизительного жеста. Хотя в груди вспыхнул гнев, виду я не подала – не имела права. Виллем и Трежер наблюдали за происходящим с ужасом и злорадством.
– Когда ты пришла ко мне, третья ученица, взор твой горел жаждой мести, – прорычала капитан. – Ты обещала нести смерть и обагрить море человечьей кровью. Я бы рада предоставить тебе такую возможность, но ты сама мне мешаешь. Ты почему-то решила, что мои приказы надо не исполнять, а обсуждать! Я выношу тебе второе предупреждение. Третьего не будет.
– Слушаюсь, капитан, – корчась от боли, ответила я.
– Ты отправишься в трюм вместе с нашим пленником, будешь присматривать за ним и не дашь ему умереть. Или не быть тебе больше третьей ученицей.
Тонкие струйки крови с моего укушенного лба потянулись по воде. Ненасытные голубые акулы, только вчера пировавшие человечиной, сразу встрепенулись.
Униженная и побитая, я вернулась к человеку.
– Что случилось? – спросил он.
Я не ответила, только взяла его в пасть – видимо, слишком резко, потому что он закричал и вновь наглотался воды, – оторвала от мачты и поплыла с ним на корму.
Оттуда мы спустились в трюм.
16
Если вы сами никогда не охотились, мое нежелание – вернее, мой ужас перед необходимостью прятаться в трюме, пока капитан ведет переговоры, – вас удивит. Да, там у нас склад: провизия на случай голодных дней, запасные гарпуны, воздушные ящики и всякая мелочь. Главным же образом трюм предназначен для забоя людей. Это живодерня, где мы держим человечьи тела и охотничьи трофеи. Гиблое и зловонное место. Там живут призраки, что воют по ночам.
Попасть туда без добычи – самое плохое, что может случиться с китом в открытом море.
Я спустилась в трюм с человеком в пасти – ладно, так и быть, с Деметрием, – и прилежный матрос задраил за нами люк. Кромешную тьму нарушал лишь едва заметный свет из маленьких квадратных окошек, выходивших в океан.
– Где мы? – спросил человек. – Ты меня здесь убьешь?
– Убью, если не закроешь рот, – ответила я, против собственной воли озираясь по сторонам.
Деметрий сделал то же самое – я хорошо помню этот миг. Хотя человечьи глаза плохо видят в океанском сумраке, он сразу заметил связки ног своих бывших товарищей, набитые телами тюки и огромные коралловые кувшины, полные голов. Вода была мутная от крови и ошметков плоти, которыми кормились мелкие рыбешки.
Увидев все это, Деметрий умолк и разинул рот (какие же маленькие рты у людей, как мало в них помещается, как – скажите мне, как?! – они умудрялись веками сражаться с нами за мировое господство?).
– Вы – чудовища, – наконец промолвил он.
– Люди отпилили моей матери голову, пока она еще была жива, – в ярости прошептала я. – С нее содрали весь жир, а труп скормили акулам. Вы такие же чудовища, даже хуже: мы хотя бы извлекаем из ваших тел пользу, а вы убиваете просто так.
– Это ужас, – сказал он. – Кромешный ад!
– И ты очень скоро в него попадешь, если не замолчишь.
Ибо к нам приближалось другое стадо. Я услышала это даже из корабельного трюма.
17
– Разрешите подплыть, – обратился их предводитель к нашему.
С этого начинались любые переговоры; если бы наш капитан ему отказала (единственной веской причиной для отказа была чума на корабле), это могли расценить как акт агрессии. Впрочем, киты при желании усматривали агрессию в любом поступке.
– Разрешаю, – ответила капитан.
– Меня зовут Арктур, – сказал кит. – Мы плывем с запада.
– А меня зовут Александра. Мы плывем с юга. Далеко же вы забрались от дома, капитан!
– Мы охотимся уже четыре года.
Поразительно. Охота, как правило, длится год, самое большее – два. Наше плавание уже приближалось к концу, хотя точную дату мог назначить только капитан. Теперь, напав на след Тоби Вика, мы и вовсе не знали, когда вернемся домой.
– Не ваш ли отряд вчера разорил человечье судно? – спросил второй капитан, хотя ответ был ему известен: наш корабль изрядно отяжелел, а на палубе варились кости. Вопрос его был такой же формальностью, как и желание получить разрешение на переговоры.
– Наш, – ответила наш капитан. – К сожалению, добыча была скудная.
– У вас всего две ученицы? Третья погибла в бою?
– Третья сейчас на задании. Мы не теряли бойцов.
– Слышали, ребятки? – Как я поняла, этот вопрос Арктур задал своим ученикам. В отряде могут быть ученики обоего пола, но, судя по всему, их отряд состоял из одних самцов. – Капитанша посылает учениц на задания. О чем это нам говорит? Она так доверяет ученицам? А может, она их использует, желая расширить границы освоенных морских просторов?
– Это говорит о том, что она преследует несколько целей, – ответил один из учеников с «Арктура».
– Это говорит о том, что наша цель чище и благородней, – подхватил второй.
– Это говорит о том, что мы имеем численное преимущество, – добавил третий.
Наш капитан никак не ответила на скрытую в этих словах угрозу. Капитанам негоже отвечать на угрозы учеников, ибо это – признак слабости. Она предоставила право ответа нам, своим ученицам, и хорошо сделала.
– Это говорит о том, что ее ученицы умеют не только брюхо набивать, – сказала Трежер, и в тот миг даже я преисполнилась гордости.
– Это говорит о том, что наш капитан не боится повстречать в морских водах другой охотничий отряд, даже если одна
