С этими словами он показал на своего подручного, в котором Дмитрий узнал одного из несостоявшихся насильников.
— Тогда скажи своим шестеркам, чтобы развязали меня, — нахмурившись, потребовал он.
— Да я бы развязал, но уж больно ты любишь кулаками размахивать. Так что посиди пока так.
— Боишься?
— Не бери меня на слабо, парень. Я уже слишком стар для этого.
— Так связанному и будешь рассказывать про евреев-поставщиков?
— Откуда ты знаешь? — напрягся Михай.
— Развяжешь, скажу!
Нахмурившийся авторитет какое-то время молчал, потом решительно махнул своим подручным, и те освободили Будищева.
— Говори! — потребовал он, глядя, как унтер растирает запястья.
— Да нечего тут рассказывать. Просто видел, как твои архаровцы вокруг этих барыг трутся, а потом к Мирче докладывать бегут.
— И ты сразу догадался?
— Не бог весть какая загадка. Я сам прикидывал, как их подломить, и хочу сказать сразу: без меня у вас ничего не выйдет!
— Это почему?
— Потому что отсюда и до Румынии им конвой из казаков дадут. Но это только когда они деньги получат, а до той поры у них и взять нечего!
— Что ты хочешь этим сказать?
— Лишь то, что взять куш можно будет, только когда им дадут деньги, но еще не придет конвой. То есть всего одна ночь, и сделать это надо здесь!
— Ты с ума сошел! Тут ставка вашего царевича, охраны больше, чем на шоссе Киселева[97].
— Вот именно, поэтому никто ничего подобного не ожидает.
— Хм, — задумался Михай. — А ведь дело может и выгореть. Как ты узнаешь, что они уже получили деньги?
— Они постоянно отправляют телеграммы своим сообщникам через нашу станцию. Я там служу, так что узнаю.
— Они их регулярно посылают!
— Я сумел разгадать их шифр. Так что, отправив послание, они сами мне все скажут.
— Интересно, — задумался Михай. — А для чего тебе это нужно?
— Служить надоело, — пожал плечами Будищев. — Я бы давно сбежал, но с пустыми руками смысла нет, а подходящего случая пока не было.
— И ожидая такого случая, ты четыре креста заслужил? — недоверчиво протянул авторитет.
— А я ничего вполсилы не делаю. Украсть так миллион, полюбить так королеву!
— С королевой-то у тебя промашка вышла, — не удержался от колкости бандит.
— И на старуху бывает проруха, — не стал спорить унтер.
— Ну, хорошо, положим, ты говоришь правду… а какую ты хочешь долю за участие в деле?
— Любую половину.
— Не много ли ты захотел! — присвистнул от удивления внимательно прислушивающийся к их разговору Мирча. — Где это видано, чтобы наводчикам больше десятины давали?
— Я только про наличные, — пояснил Дмитрий. — Большая часть оплаты будет в казначейских обязательствах. Мне они ни к чему, а вот вы сумеете их на звонкую монету обменять. То на то и выйдет.
— Хорошо, — скривил губы Михай. — Будет тебе половина!
— Ну, вот и договорились, — обрадовался Будищев, а теперь верните мне мое барахло и оружие.
— Форму забирай, а вот оружие у нас побудет. Если ты, дружочек, финтить вздумаешь, твой ножик или револьвер убьют какого-нибудь почтенного человека и рядом окажутся. Их ведь многие у тебя видели, не так ли?
— Делай с ними что хочешь, — отмахнулся унтер. — Я жандармам скажу, что неделю назад его тебе или Мирче продал. Накажут, конечно, но эдак ты меня не подставишь.
— Ну, или с твоей подружкой из госпиталя что-то нехорошее случится, — нимало не смутился его ответом Михай.
Будищев в ответ только пристально посмотрел на главаря бандитов и неожиданно улыбнулся.
— Мы ведь люди умные и не станем делать глупостей?
— Я рад, что мы поняли друг друга.
Покинув ставшую вдруг столь негостеприимной корчму, Будищев грязно выругался. Сердиться, впрочем, было не на кого. Как ни крути, а сам во всем виноват — расслабился и потерял бдительность. Чертова девка поманила пальчиком, и он сразу поплыл, как прыщавый подросток, впервые увидевший рядом с собой женщину. И ладно бы, хоть… да что уж теперь. Хочешь не хочешь, а делать нечего, попался на крючок, так не дергайся.
Хотя, если с умом, можно и побарахтаться. Надо только предупредить кое-кого о возможной опасности, а потом посмотрим, кто кого. Приняв решение, он направился прямиком в госпиталь, где, к своему немалому удивлению, застал Федьку Шматова, пришедшего проведать Лиховцева.
— Граф! — радостно воскликнул тот, и приятели крепко обнялись.
— Здорово, — похлопал его по плечу Дмитрий. — Ты как здесь?
— Да батальон наш сюда перекинули, сказывают, для охраны его высочества цесаревича.
— Да иди ты!
— Вот тебе крест!
— А наша команда?
— Дык нету таперича охотников. Потери уж больно большие, так их со стрелковой ротой слили, а Гаршин там в субалтернах.
— Чудеса! А Линдфорса куда дели?
— И он там же. Я же говорю — потери большие!
— А Николаша?
Услышав имя Штерна, Федька помрачнел, стащил с головы кепи и хмуро буркнул:
— Погибли, Николай Людвигович.
— Ты что, с ума сошел?
— Эх, да лучше бы я ума лишился!
— Как это случилось?
— Да черкес один пленный, чтобы ни дна ему, ни покрышки! Уж и не знаю, что ему приблазнилось, а только увидал он у барчука кинжал, что тот носил все время, да как кинется… говорил, братний ножик тот, вот какая беда.
— Твою мать! А вы что же?
— А что мы? Пока кинулись, дело-то все сделано. Оно, конечно, башибузук долго не зажился, а Штерна теперь не вернешь!
Под конец своего печального повествования Шматов даже прослезился, а Будищев, напротив, чувствовал подступающую к горлу ярость. Хотелось что-нибудь сломать или пойти подраться, чтобы в жаркой схватке забыть о горечи утраты.
— А вот и они, — раздался за спиной звонкий голосок Геси, и приятели застыли как громом пораженные. — Смотрите, Алеша, вот где они спрятались!
За сестрой милосердия ковылял на своей деревяшке улыбающийся Лиховцев, которого
