Вскоре он наткнулся на первый овраг, перерезавший дорогу. Ширина его составляла три метра и глубина не меньше. Ручей на его дне слабо парил, но Гордей знал, что провалившись вниз, он может уйти в грязь настолько, что сожжет ноги. Пришлось обходить овраг по очень длинной дуге, теряя время. Перепрыгнул его Гордей только в том месте, где был уверен, что сможет это сделать. Вернулся на дорогу и поспешил наверстать упущенное время.
Гордей старался идти с широко открытыми глазами, чтобы подмечать все мелочи изменившегося ландшафта, в особенности те, которые могут быть опасны. Ему периодически попадались огромные лужи, которые к счастью всегда находились рядом с дорогой. Иногда они выглядели, как озера. Дважды ему попались места, похожие на грязевые вулканы. В них клокотала грязь и разносился ощутимый запах тухлых яиц.
В целом, ничего общего с тем, как выглядели эти места до катастрофы, не было. Почвенный слой во многих местах был смыт обильными дождями, обнажив рыжую глину. А тем где он остался, он больше походил на родимые пятна, инородно смотрящиеся на теле земли.
Однажды Гордею повстречались ветки кустарника, растущие прямо на обочине дороги. Без листьев, мертвые, но набравшие влагу и оттого сохранившие гибкость. Гордей сломал одну ветку и взял с собой. Он отломил от нее щепку и мусолил ее по дороге, наслаждаясь вкусом.
Он дошел до остатков столбов, означающих начало владения Зарянки. Два черных пенька торчали из земли. С этого места начинался лес, однако ничего похожего на него Гордей не увидел. Волнистая степь, с пятнами водоемов. Пожар сожрал лес подчистую. Честно говоря, ему так даже было спокойнее, мертвый лес накрытый дымкой выглядел бы сейчас слишком мистически потусторонним.
Дорога пошла под уклон и утонула в воде. В лесу было полно балок, и это была только первая из них. Гордей устроил перед ней первый привал. Странно было лицезреть мир, лишенный звуков живого мира. Ни шелеста листьев, ни криков птиц, ни жужжания насекомых. Гордей спустился к воде и проверил ее температуру. Она была теплой. Он опустил руку глубже, но температура оставалась прежней. Рука вошла в илистую взвесь. Гордей зачерпнул ее и вынул руку из воды. Между пальцами сочилась грязь черного цвета. Пепел живого мира.
Он вздохнул, подумав о прошлом, как о покойнике и пожелал ему лучшей доли на небесах. Закончил свой короткий завтрак и скоро направился дальше. Идти по лесу оказалось намного тяжелее. Любое препятствие приходилось обходить по слишком рыхлой почве, но его усилия были вознаграждены, однажды он попал на скопления вымытых дождями корней деревьев и долго рассматривал их, прикасаясь к памяти. Гордей никогда бы не подумал, что он настолько сентиментален, чтобы при виде корявых корней испытывать чувства, от которых набирались слезы в глазах.
Ходьба по размытым дорогам совсем не напоминала легкую прогулку. Связки от непривычных движений разболелись. Сказывалась и атрофия мышц, вызванная продолжительным бездеятельным нахождением в погребе. Гордей, не пройдя и полпути, смертельно устал. Он облюбовал лысый пригорок и решил устроить серьезный привал. У него возникли подозрения, что, пытаясь держать равновесие, он надорвал связки на ногах.
Он упал на влажную и плотную глину, скинул «лыжи» и осмотрел припухшие щиколотки. Да, к такой вылазке надо было тренироваться дольше. Болели и паховые связки, проделывающие огромную работу, чтобы не разъезжались ноги. Малодушная часть Гордея попыталась было отговорить себя от дальнейшего пути, но другая, занимающая большую часть личности, категорически не приняла ее доводы. Быть первым, любопытство, или желание найти себе женщину, или специфическая часть души, любящая созерцать последствия катастрофы, были непреклонны в желании продолжить путь.
Время, отпущенное себе на восстановление сил, Гордей потратил на наблюдение и запоминание всего, что видел. Он чувствовал, что где-то неподалеку находится еще один гейзер. Из-за легкого тумана его не было видно, но слабый запах сероводорода намекал на его присутствие. Возможно, взрыв, ранивший Вторушу, и был причиной его возникновения.
Гордей решил удовлетворить любопытство и пройти рядом с ним. Врага надо было знать в лицо и ему, как первопроходцу, следовало оценить размер опасности. Прежде, чем идти дальше, Гордей просидел по пояс в луже с сильным запахом и отвратительным вкусом, надеясь, что концентрация солей в ней выше, чем клетках его тела и что это поможет ему снять отеки. Это сработало. Щиколотки почти вернулись к своему размеру. Ему даже показалось, что у него прибавилось сил.
Гордей вернулся на дорогу и отправился дальше. Туман усиливался. Вскоре он дошел до земляных отвалов, возле которых запах тухлых яиц усилился. Из душного тумана проступили покрытые желтым налетом берега дымящего паром водоема. Задержаться возле этого чуда природы Гордей не смог из-за того, что в носу начало свербеть, заслезились глаза и защипало кожу на лице.
Он понял, что в этом месте из недр земли извергалось что-то не слишком полезное. По возвращении он собирался поинтересоваться идеями на этот счет у барина. Из каких адских глубин исторгалась эта едкая вонь.
С каждым шагом в сторону от вонючего озера туман редел. Видимость улучшилась до километра. Под рассеянным светом солнца перед Гордеем открылась ровная, как-будто больная оспой степь. Вместо пузырьков были сотни мелких луж, в которых отражался небесный свет. Ветер гнал по степи дымку, как легкую поземку.
На самой границе видимости темнели неровные контуры. Гордей решил, что это должна быть железнодорожная станция. Ноги сами понесли его вперед. На продуваемой ветрами степи, в перерыве между дождями, дорога успевала захряснуть, так что Гордей скинул осточертевшие «лыжи» и пошел по ней босыми ногами, получая от этого неимоверное наслаждение.
Чем ближе он подходил, тем больше убеждался, что впереди находятся железнодорожные вагоны. Сердце тревожно забилось. Это был первый контакт с пострадавшей цивилизацией. До сего момента, как бы ни хотелось верить в глобальность катастрофы, сомнения все равно присутствовали. И если о Зарянке просто могли забыть, то рабочий поселок с его многотысячным населением никто бы просто так не бросил.
Впереди находилась товарная станция, на которой формировали составы, в основном с прибывающими с элеватора вагонами с зерном и с карьера, на котором добывали щебень. Даже с расстояния в двести метров можно было безошибочно понять, что этот инфраструктурный объект никто спасать не спешил. Вагоны и остатки зданий слились в один цвет с окружающим пейзажем.
Вдоль железнодорожной насыпи, насколько хватало взгляда, растянулись озера. В них лежали упавшие вагоны, выглядящие так, будто провалялись здесь не один десяток лет. Гордей походил вдоль берега, чтобы найти возможность перейти к насыпи посуху, не нашел и отправился вброд. Ноги вязли в теплой грязи,
