— Я умею просчитывать варианты, сиор. На Брокаванском перешейке начались бои, ваш герцог искал хороших воинов, а капитану Рилли нужен был новый достойный контракт. Будем называть вещи своими именами: все стороны оказались довольны сделкой. Мне же требовалось попасть к Червю. Понимаете, сиор, уже много лет люди вашего герцогства, отчего-то решив, что здесь какое-то волшебное место, закрыли путь для чужаков. Ущелье перекрыто, несколько крепостей, патрули егерей. Головная боль для того, кто хочет сюда добраться.
— Зачем тебе к Червю, парень? Ведь не для того же, чтобы спуститься…
— От природы я очень любопытен, сиор. И мне действительно интересно посмотреть на легендарные камни и оказаться в месте, на котором стояли великие волшебники.
Ответ не слишком-то удовлетворил Дэйта, но он не стал цепляться к этим словам, спросив совсем о другом:
— То есть ты изначально рассчитывал, что часть отряда пойдет сюда, а не к Драбатским Вратам?
— Я надеялся на то, что барон снимет из гарнизонов, охраняющих ущелье возле пещер, всех воинов, сиор. И меня не станет останавливать каждый встречный с вопросом, куда я направляюсь и зачем.
— Собирался дезертировать из баталии?
— В удобный для этого момент, — не стал отрицать Мильвио. — О, можете не беспокоиться, я предупредил капитана Рилли, что могу исчезнуть в любой миг и тогда ему придется искать нового сержанта. Но, как вы теперь знаете, все обернулось немного иначе. К Червю отправились две сотни храбрых воинов, я пошел вместе с ними. А дальше… цепь нелепых случайностей, и вот мы здесь.
— Мне все равно непонятна твоя истинная цель, парень.
В ответ Мильвио чуть склонил голову, глянув с некоторой долей насмешки.
— Чувствуете, сиор? Мы почти на месте.
Ветер усилился, колючей рукой бесцеремонно трогая их лица. Он принес с собой острый, точно бритва, запах снега и невероятной свежести. Впереди забрезжил тусклый серый свет, показавшийся Дэйту очень ярким. Первый солнечный свет за долгие недели, проведенные в пещерах. Зрелище оказалось столь же прекрасным, сколь и болезненным. Он остановился, поняв, что слепнет и ничего не видит из-за текущих слез.
— Присядьте, сиор, — раздался голос Мильвио, и Дэйт ощутил, как его тянут за рукав вниз. — К сожалению, сейчас мы ничего не сможем сделать. Будем ждать сумерек, чтобы хоть как-то привыкнуть. Возможно, потребуется несколько дней, чтобы начать нормально видеть.
— А как же в такой ситуации поступали великие волшебники?
— Ах, сиор. Они-то были волшебниками.
Дэйт выдохся и сплюнул, уже не зная, какие еще слова тут можно сказать. Последние несколько минут он с большим удовольствием богохульствовал, поминая плохими словами и Шестерых, и Вэйрэна, и шауттов со Скованным.
Мильвио, удобно устроившийся на свободном от снега ребристом камне, меланхолично ел свою половину вялого и совершенно жалкого яблока, с интересом наблюдая за воином.
— Что?! — зло спросил у него Дэйт, вставая с колен и отряхивая снег.
— Вас не поразила молния, сиор. Будь на моем месте кто-то из служителей Шестерых, он бы сильно удивился такому упущению. Думаю, ваши проклятья были слышны и по ту сторону хребта.
— Ты понимаешь, что это означает? — Воин ткнул пальцем в огромную проплешину на краю площадки, нависшей над пропастью, на дне которой «тек» широкий, отливающий голубым язык ледника.
Мильвио покладисто кивнул.
— Еще как.
— Камень отсутствует, парень! Тот самый, который этот ублюдок, кузен моего герцога, хотел уронить вниз! Булыжник белых львов уже упал! Без чьей-либо помощи! Вон! Ты можешь подойти к краю и увидеть его. И знаешь, что?! Ледник на месте! Он даже не шелохнулся! Все, что мы делали, оказалось бесполезно! Все эти драные шауттом недели, все бои, гибель моих солдат! Мы сражались за то, чего уже не было. И в этом виноват я, потому что даже не подумал отправить хоть кого-то сюда проверить. Можно было избежать жертв и не удерживать мосты.
— Не соглашусь с вами, сиор. — Треттинец съел и яблоко, и огрызок. — Ничего не было зря. Мы отвлекли на себя большой отряд противника и тем самым дали барону да Мере куда больше шансов. Кто знает, как бы все сложилось в ином случае? Возможно, Драбатские Врата пали, или погибло больше людей, чем в пещерах? Намного больше. Фихшейзцы до сих пор там, внизу, тратят силы, время, деньги на то, чтобы отстроить мост заново. Подумайте об этом. Сотни воинов связаны ненужным делом, а не идут войной в глубь вашей страны. Не жалейте, сиор. Все идет своим чередом.
Дэйт отвернулся, стал смотреть на долину внизу, которую постепенно затягивали облака, на острые, абсолютно неприступные снежные пики хребта, на которых мог жить лишь ветер.
Он ощущал страшное разочарование. В себе. Что недоглядел, хотя должен был все сделать правильно.
— Хотел бы я, чтобы ты не ошибался, парень.
— Со временем вы поймете мои слова, сиор. Сейчас в вас бурлят слишком яркие эмоции. Вы устали.
— Думаю, мы устанем еще больше. Еда закончилась, а нам придется возвращаться назад, во мрак. Отсюда спуститься вниз не получится.
— Сиор, как всегда, не видит очевидных решений.
— Так покажи мне их, южанин.
Взгляд зеленых глаз был задумчив, словно Мильвио подыскивал нужные слова.
— Думаю, что сиор готов.
Дэйт хотел спросить «К чему здесь можно быть готовым?», но лишь нахмурился. На него накатывала апатия, словно после долгой, тяжелой и безнадежно проигранной битвы.
Мильвио встал на самый край площадки и, набрав в легкие воздуха, поднес к губам большой охотничий рог. Бирюза и серебро, украшавшие его, складываясь в странные, незнакомые узоры и буквы, на миг сверкнули на солнце, и Дэйт зажмурился.
А затем раздался уже знакомый звук.
Глубокий, низкий, рокочущий, накрывший каменную площадку и выскочивший из нее, потекший над долиной и горами, дальше и дальше, ревя, множась и разносясь по округе.
Дэйт зажал уши, не понимая, что происходит и как обычный охотничий рог может издавать столь мощный глас, от которого начинают дрожать вершины.
А они действительно дрожали. Он чувствовал вибрацию под ногами, а затем увидел, как на соседнем пике сошел снег, и белая
