Вир шел по среднему ярусу, оскальзываясь на гниющих овощах и фруктах, пробираясь через кучи мусора, что выкидывались на улицу из окон окрестных зданий, вжимаясь в стены, когда проползали двухколесные телеги торговцев, влекомые тощими ослами. Он прекрасно знал большинство городских улиц, ибо сам был их плотью, некогда родившись рядом с залитыми кровью бычьими бойнями, а может, возле провонявших красилен и кожевен, или недалеко от жестоких бойцовых ям, где псы вырывали друг из друга куски мяса, а может, под печами, тяжело пахнущими дегтем, который бочками спускали по старым каналам в порт, чтобы смолить днища лодок, барж и кораблей.
Этот лабиринт, полный опасностей, полумрака, гомонящей толпы, заразы, сушившегося белья и крыс, являлся для Вира родным домом. Пока он шел к району Слоновьих Бивней, трое предложили купить у него обезьяну.
Один, без зубов, со шрамом, рассекавшим его губы на две половинки, ради забавы.
— Научу ее танцевать! — крикнул он Виру в спину. — Кружку пива за мартышку, парень! Кружку!
— Утоплю ее прямо в клетке, — сказал черноволосый тип в широкой тарашийской шляпе, торговавший с переносного лотка свежими очищенными огурцами, которыми жители Огненной части обожали утолять голод и жажду. — Ненавижу гадин.
— Улт за нее. — Это предложение высказала тощая тетка, высунувшаяся из окна второго этажа. — Улт и одну запеченную лапу, когда я приготовлю мартышкино жаркое!
Но он лишь улыбался им, да качал головой. Старой Нэ обезьяна куда как нужнее, чем остальным.
Несмотря на позднюю осень, было жарко и душно, парило, точно перед грозой. Вир вышел на маленький рынок, окруженный со всех сторон трехъярдовыми статуями Шестерых, такими старыми, что лица их давно стерлись и теперь лишь местные могли сказать, кто перед ними — Моратан или, к примеру, Миерон.
Даже во вторую половину дня здесь все еще бойко шла торговля. Свежими продуктами, не совсем свежими и совсем не свежими, а также вещами из куч старьевщиков, мелким барахлом за улт десять штук, заморскими безделушками и артефактами великих волшебников, коих в лавках найдется на каждого дурака, дуру и их малых деток.
Подумав, Вир купил огурец у чернявой девчонки, съел его на ходу и, прежде чем углубился в кварталы, избавил от кошелька какого-то зеваку, что пялился на статуэтки огненного чудовища Черной земли. Кошелек оказался худ, вряд ли в нем найдется хотя бы четверть рен-марки, но юноша счел, что нечего пропадать добру, раз оно не нужно хозяину.
Раньше в кварталы, ставшие для Вира домом, привозили слоновьи бивни, и резчики создавали из них невероятные произведения искусства, столь ажурные и воздушные, что работы ценились во всем Едином королевстве. Но те благословенные времена закончились вместе с Эпохой Процветания, и корабли уже не везут драгоценную кость из Черной земли. Теперь о прошлом напоминают лишь гигантские мастерские, сохранившиеся спустя века, переделанные под жилье, лавки, публичные дома и склады.
Район, граничащий с портом, славился тем, что дарил свою любовь во всем ее многообразии тем, кто готов раскошелиться. Плати, и выполнят любое твое желание, даже если оно не очень разумно и довольно извращенно.
Несколько девушек, работавших на улицах, попытались остановить высокого парня, предложить ему свое внимание. Он неизменно улыбался и качал головой, отказывая так же, как и тем, кто желал купить у него мартышку.
Вир ничего не имел против любви, да и деньги из украденного кошелька можно было бы потратить с толком, но старая Нэ сейчас куда важнее прекрасных глаз и теплых объятий.
— Сойка, красавец, — проворковала ему одна, выйдя из полумрака заведения, в котором нежно шептались музыкальные лепестки, подвешенные за нитки к потолку и волнуемые сквозняком. — Была ли у тебя настоящая сойка?
Шелковое платье соскользнуло у нее с плеча, точно вода по масляной коже, обнажая грудь. Девушка изящно развернулась, показывая Виру левую лопатку с татуировками дельфинов, выпрыгивающих из волн.
— Красиво сделано, — одобрил Вир. — Может, в другой раз.
Говорят, что сойки не терпят тех, кто выдает себя за них. И обычно срезают кожу с подобных умников. Но правда в том, что в кварталах Слоновьих Бивней полно «соек», и чужестранцы не прочь провести с ними ночь, оставить деньги, часть которых оказывается в погребах Ночного Клана. И никто не собирался убивать овец, приносящих золотые марки. Это глупо. В особенности если на мифах и легендах можно хорошо заработать.
— Мальчик, не хочешь ли заглянуть к нам в гости? — спросили две черные как ночь жительницы далеких южных островов с бритыми головами.
Еще одна, рыжеволосая, попыталась схватить за руку, но он был сильным и просто шел себе дальше, и ей пришлось выбрать: или волочиться за ним по грязной мостовой, или же отпустить.
— Ему милее обезьяна! — зло сказала женщина в спину несостоявшемуся клиенту. А затем добавила еще несколько сальных и неприличных оскорблений, связанных с животными.
Поднялся смех ее подруг, но Вир даже не обернулся. Он не из тех, кто обижается на слова. К тому же одна гадалка из цирка напророчила ему, что от рыжеволосой у него в жизни будет множество проблем, и не то чтобы Вир поверил, но предпочитал избегать неприятностей, особенно если это ничего ему не стоило.
Наконец юноша оказался на своих улицах, где его знала всякая крыса, и местные девицы не искали в нем клиента. Здесь, возвышаясь над домами, в небо поднимались башни, напоминавшие по форме слоновьи бивни — сильно изогнутые, наклоненные, гладкие снаружи, с прорезями окон, издалека похожими на стрижиные норы в речном берегу. Раньше башен было двенадцать, но половина из них рухнула, не выдержав испытания временем, пожаров, войн, бунтов и Катаклизма. Погребли под собой дома, а после дали жизнь новым, построенным на их костях.
Оставшиеся, разной степени высоты, венчали кварталы северной части Пубира, точно обглоданная корона, и тени от огромных исполинов угольными полосами лежали на улицах, мостах, площадях, рынках и крышах.
Самая приземистая из них, с обломанной вершиной, принявшей
