И было так, что многие отвернулись от Шестерых. Кто из страха, кто из-за старых обид. Кто-то стремился к справедливости, которую нес Вэйрэн, уже пораженный гнилью той стороны, получивший доспехи от демонов. Кто-то хотел вернуть свет, бывший в прошлой эпохе. А кто-то желал лишь хаоса, да смерти, как жаждут этого слишком многие. И они получили и то и другое на бледных равнинах Даула. Там произошла самая великая и страшная битва в истории мира. Когда же все кончилось, Вэйрэн пал, шаутты, что его поработили, были изгнаны обратно на ту сторону, асторэ разгромлены, а Шестеро, ослабленные и почти уничтоженные — вынуждены уйти, оставив мир на своих учеников, великих волшебников, которые помогли создать наше Единое королевство. Но по сей день еще остались асторэ, что несут зло, те, кто помнят о былом поражении и на кого охотятся таувины. А также люди, что до сих пор поклоняются Вэйрэну: асторэ, отступнику, едва не забравшему у нас свет и не отдавшему наш мир демонам.
Из лекции господина Шакозе, ректора, основателя Каренского университета. Эпоха СветаЭрек да Монтаг, наследник Горного герцогства, будущий правитель, асторэ, избранный, тот, с кем говорит Вэйрэн, сражался с шауттом.
Темный силуэт, мечущийся по осеннему саду, нападал со всей возможной злобой. Быстрый, коварный и бесконечно опасный.
Эрек действовал на пределе своих сил, уклоняясь от черного клинка в самый последний момент, изгибаясь так, что чувствовал, как от напряжения трещат едва не рвущиеся мышцы. Мирко учил его фехтовать, учил выживать, но все, что знал Эрек, в этом бою оказалось практически бесполезно.
Обычная сталь не могла справиться с шауттом, не была способна остановить черный клинок. Он пытался противостоять врагу, как учила Рукавичка, своей верой, той магией, что спала в крови, желал пробудить ее, но ничего не выходило, шаутт уже успел отогнать его прочь от засохшей липы, скрипевшей на сильном ветру, и Эрек отступал по покрытой инеем желтой листве, понимая, что дело плохо.
— Я с тобой. Верь в меня.
Он знал этот голос. Слышал многократно, видел, как Рукавичка улыбается в такие моменты, и эта улыбка дарила сил куда больше, чем любое чудо. И он верил. В нее. И в того, кто говорил ее устами.
В Вэйрэна.
Шаутт, тень от деревьев, ожившая, бросившаяся словно гиена, материализовался справа, выбросил длинный жгут, которым попытался оплести ноги. Эрек перепрыгнул его, тьма скользнула по траве и кустам, превращая их в мелкие песчинки. Перед ним, совсем рядом, оказалась зубастая пасть, и наследник ударил в нее кулаком, успев заметить, что его рука похожа не на человеческую, а на медвежью лапу, когтистую и страшную.
Когти Эрека зацепили тень, раздался слабый, истошный крик раненого демона. Он отшатнулся прочь, двигаясь как змея, стекая, меняя форму, разбрызгивая дымящуюся кровь, похожую на ртуть. Одновременно с криком ахнули десятки людей, и в этом звуке было и недоверие, и ужас, и радость.
И у Эрека точно пелена с глаз упала. Он находился не в маленьком замковом саду, а в храме Вэйрэна, бывшем храме Шестерых, в стены вжимались люди, которые наблюдали за боем. Мельком он увидел женскую фигуру, она стояла прямо, опираясь на посох, и улыбка играла на ее губах.
Улыбка гордости. За него. За то, что он принял Вэйрэна и в нем начала просыпаться сила асторэ.
Эрек не знал, что он делает и делает ли это сам. Но теперь «бой» с шауттом, который не видел никого, кроме него, проходил на равных. Демон шипел, брызгал кровью, отступал, то и дело менял форму. Дрожащая тень среди синего света от горящего в чашах пламени, то пес, то человек, то паук, то бесформенное нечто, желающее пронзить, порвать и убить противника, внезапно оказавшегося опасным.
Эрек потерял представление о времени, лишь ощущал, как подступает тошнота, как в глазах с каждым разом становится все темнее, словно огонь в храме гаснет, а мышцы и кости выламывает от страшной боли. Затем он осознал себя на коленях, рядом с расползающимся в стороны, рвущимся мраком, распадающимся на маленькие клочки, что таяли в большой зеркальной луже. Она дымилась и пузырилась.
Кто-то подхватил его за плечи, поднимая, он узнал Мирко и Алессио, которым Рукавичка запретила вмешиваться в схватку.
— Милорд. Как вы?
У Эрека изо рта текла кровь, он наклонил голову, чтобы не захлебнуться и чтобы они не видели, как она капает.
— Веди его, Алессио, — раздался над ним голос Рукавички. — За мной.
Наследник кашлял, чувствуя, что к его легким присосался огромный червяк, выпивающий жизнь.
— Никого не выпускать! — Это уже Мирко кричит страже.
Правильно. Если слухи просочатся в город, то начнется паника, а отец, который должен приехать завтра, получив известия… Он не додумал, услышал лишь голос Вэйрэна, его тревогу, затем вокруг стало темно и душно.
Эрек пришел в себя в маленьком помещении, на лавке, затылком упираясь в жесткий край. Горели синие свечи, достаточно яркие, чтобы он увидел — кроме Рукавички здесь никого нет.
Она сидела на коленях подле и повернула к нему лицо, услышав, как он пошевелился.
— Я остановила кровь, милорд.
Эрек провел языком по губам, увидел кувшин с водой, опустошил его наполовину. Что-то изменилось, он чувствовал, что кто-то чужой и странный дремлет в нем, и это ощущение вызывало дискомфорт, который лишь его силой воли не превращался в панику. Наследник не понимал слов, звучащих у него в голове, тихого шепота неизвестного, силился разобраться, прислушаться.
— Не надо бояться. Вэйрэн не причинит вреда. Он поможет, чтобы в вас пробудился асторэ. Его сила спасла, когда пришел шаутт.
— Я убил демона? Сам?
Рукавичка довольно кивнула:
— Да, мой брат по крови. Сам. И это видели многие. А теперь, убедившись, что с вами все в порядке, рассказывают на улицах. Город не спит. Все собрались и ждут шествия во славу асторэ.
— Они знают, кто я?
— Они знают лишь то, что вы противостояли демону и победили. Ваш отец считает, что нельзя говорить им правду, и я согласна. Пока огонь рядом с вами не горит синим, можно молчать.
