Эрего поморщился, шепот все еще звучал, скребся в его череп маленькими, раздражающими коготками.
— Сейчас пройдет. — Холодная ладонь женщины легла на висок юноши, и он закрыл от удовольствия глаза, чувствуя, как чужак растворяется в нем, голос затихает, а в тело, уставшее, скрюченное и больное, возвращаются силы и бодрость. — В первый раз всегда тяжело, в нем слишком много мощи. Но вы привыкнете. Я очень вами горжусь, милорд.
Он накрыл ее ладонь своей ладонью, прижал посильнее, испытывая неподдельное счастье от этой близости, а когда она попыталась убрать руку, удержал.
— Сюда могут войти.
— Нет. Если ты приказала оставить нас, никто не войдет, пока ты не позовешь. Ты позовешь?
Рукавичка заколебалась. Ее лицо было слишком близко, и Эрек поцеловал женщину, а спустя мгновение она ответила, а затем, через несколько долгих и сладких мгновений, отстранилась.
— Мы договаривались с тобой, что такое больше не повторится.
Да. Договаривались. Тогда, после тяжелого урока, после того как он два с лишним часа пытался пробудить в себе силу, вновь увидеть Вэйрэна, наследник набрался смелости и поцеловал ее в первый раз.
— Ты мне нравишься.
— Я слепа. Я простолюдинка. Я старше тебя. А ты наследник герцогства.
— Ты асторэ.
— Твой отец…
— Я хочу быть рядом с тобой. Не только как ученик. Ты спасаешь нашу страну, защищаешь меня, учишь стать лучше, чем все прежние правители. Я поговорю с отцом, он поймет! — с пылом сказал юноша.
Рукавичка вздохнула:
— Прости, брат по крови. Но он будет против, и я с ним согласна. А если он будет очень против, то не даст тебя учить. Так что прошу тебя не говорить с ним. По крайней мере пока. Обещаешь?
Эрек нахмурился, и она, прежде чем встать, сама приблизилась к нему, поцеловала прохладными губами.
— Обещай, — с нажимом попросила женщина. — Прошу тебя.
— Хорошо. Обещаю. — Он чувствовал, как колотится его сердце, хотел послать к шауттом всех молящихся сейчас, ждущих ее, а теперь и его, остаться здесь с ней, наедине, навсегда, не думая о том, что скажет отец, мать, Тэлмо или еще кто.
— Тогда, — слепая провела руками по подолу простого платья, — мы можем начинать.
С той стороны двери их ждали «Золотые карпы». Мирко был молчалив и задумчив, смотрел на Эрека так, словно не верил, что тот только что убил шаутта. Алессио… Алессио, как всегда, улыбался и выглядел совершенно беспечным.
Эта улыбка страшно раздражала наследника, в нем вспыхивала ревность, он начинал сочинять, будто наемник смеется в первую очередь над ним, хвалясь, что сам-то проводит с Рукавичкой гораздо больше времени. И мальчишка ему совсем не конкурент. Обладай Эрек большей властью, он бы выгнал южанина сегодня же, но того нанимал отец и негоже сыну вставать поперек решения герцога. Особенно если причина столь глупа.
— Сиор может идти самостоятельно? — спросил Алессио, и Эрек, не собираясь утруждаться ответом, вышел в зал, где все так же стояли люди.
Они кланялись ему. Смотрели. Плакали от счастья, словно к ним пришел сам Вэйрэн.
— Защитник. Защитник! — крикнула женщина.
Кто-то зааплодировал, по старой традиции дворянства, приветствуя, точно победителя турнира.
— Да здравствует наследник!
— Ура молодому Эрего да Монтагу!
— Слава Вэйрэну!
Они хлопали, кричали и радовались, хотя совсем недавно дрожали от ужаса при виде шаутта. Теперь присутствующих накрыло бесконечное счастье, вера в то, что они действительно защищены, как тогда в Шаруде, о котором они столько слышали.
И Эрек был счастлив вместе с ними. А еще он в первый раз в своей жизни окунулся в эту бесконечно сладкую воду славы, которая никогда не была его целью, которую он не знал и даже не мог понять, что это такое. Когда весь воздух просто пронизан обожанием.
Любовью к нему.
Эти минуты длились долго, и, когда он вместе с молящимися вышел на городские улицы, ему показалось, что наступила уже следующая ночь. Люди, все жители, несмотря на поздний час и холод, заполнили улицы. Толпа возле храма стояла очень плотно, алебардщикам из числа городской стражи пришлось постараться, чтобы расчистить проход для процессии, выходящий из дома Вэйрэна.
Рукавичка находилась среди тридцати женщин, облаченных в синие плащи с глубокими капюшонами, надвинутыми на лицо. Без посоха, отдав его телохранителю, шла, держась за руки с другими спутницами. Никто не мог понять, где она, это было придумано Дэйтом еще до того, как он уехал к Драбатским Вратам и не вернулся обратно. Так шествие проходило каждую неделю, чтобы снизить риск во время возможного покушения. И о том, что Рукавичка в процессии — говорили лишь факелы, горевшие синим у участников, да фонари зрителей, вспыхивающие цветом асторэ, когда та проходила мимо. Эта волна синих огней медленно и величаво продвигалась по центральным улицам Скалзя, благословляя всех, кто верил в того, кого раньше называли Темным Наездником.
Люди ликовали. И пели. Эрек не знал, откуда они взяли эти песни. То ли придумали сами, то ли кто-то тысячелетия сохранял их, передавая от сына к сыну, пока не пришло время асторэ.
И теперь город гремел. Голоса сливались в общий хор, в песню, которой тесно было на улице, и она возносилась в небо. Эрек был уверен, что сейчас ее слышно в окрестных горах и мелодия растекается по всей долине, вперед, к замкам, подобно горной реке. Он чувствовал единение людей, их общность, и это вызывало у него неподдельный восторг. Юноша внезапно стал частью чего-то большего, одним из тысяч, связанных одной верой, одной целью, одной силой, что защищала его народ, его людей, его подданных, его семью и будущее его страны. Великой, несокрушимой, той, какой она станет совсем скоро, пока Вэйрэн будет с ними, приведя ее к эпохе куда лучшей и светлой, чем легендарная Эпоха Процветания. И сделает он это руками Эрека и Рукавички, которые будут вместе.
Обязательно будут!
Он обернулся назад и увидел, что те, мимо кого они прошли, вливаются в их шествие, и цепочка факелов, синяя голова змеи и оранжевое тело, величественно ползет по неспящему Скалзю тропой Вэйрэна.
Эрек да Монтаг, будущий правитель Горного
