«Недаром в донесении шпиона упоминалось нестандартное оружие – неужели скорострельные, автоматического взвода ружья?»
Перехватив зрительную трубу, попытался рассмотреть оружие нападавших и даже вычленил:
«Что-то похожее… хм. Явно не трёхлинейки. Короче и без штыка. А где ж защитные панцири? – Словно рассчитывая увидеть начищенные до блеска конкистадорские кирасы. – Ах, конечно же! Скорей покрашены, чтоб ничем не выделялись. Да у них и лица-то не белы́, сущие дьяволы! Как будто сплошные маски!»
Генерал перенёс внимание на русские тылы, пытаясь оценить силы противника.
«И всё же мало их. Даже если у них на этом участке в резерве… да хоть ещё целая рота, против целого батальона, который в обороне, шансы откровенно сомнительны. Тем более что у японцев-то как раз резерв имеется. Всё согласно германской тактике – фронтальное наступление, а на флангах ждут сигнала на обходной удар».
И немедленно для убеждения навёл оптику на левый японский фланг, поскольку правый перекрывала скалистая гряда.
«Так точно!»
Слева заметно шевеление масс, колонна численностью до роты – подкрепление-резерв.
«Там, в распадке, даже кавалерия пройдёт, – и усмотрел верховых, – сейчас ударят вбок, отсекут от основных сил. И конец русскому авангарду!»
Но пока действия штурмовой группы славян были безупречны! Настолько слаженны и напористы, что японцы, во избежание больших потерь, были вынуждены оставить первый авангардный заслон, отступив на линию окопов.
Между тем на русских позициях сформировался, как видно, основной эшелон атакующих. Такими же бросками-перебежками двинувший вслед за «штурмовой группой». Часть из них обосновалась в промежуточной ложбине, завозившись с непонятным снаряжением, рассоовывая ящики с боеприпасами.
Гамильтон всё ждал, что сейчас с японских фронтальных позиций ударят длинной лентой «гочкинсы» или «хайремы максимы»! Но что-то там не ладилось. Казалось, что «швейные машинки» клинит или заедает. Эффекта «сенокосилки» никак не наблюдалось.
А затем и вовсе из ложбинки, где происходила непонятная суета, полетели навесом гранаты (это было реально видно на верхней точке траектории!), пятная окопы азиатов чёрными кустистыми взрывами, окончательно заставив заткнуться спорадически постреливающие японские пулемёты.
– Господи Иисусе! – Гамильтон вперился в окуляр, не в силах понять, из каких таких устройств ведётся огонь. – Да это ж стрельба мортир! Как они туда смогли их подвезти?
Не видя никаких колёсных лафетов, лишь пониманием профессионального военного допускал, что это нечто переносимое вьючно, скорей всего разборное, подобно лёгким горным пушкам.
«Будь я проклят, но хотя бы один образец надо заполучить невредимым! Только бы наши желтолицые друзья сумели опрокинуть эту убойную панцирную роту и захватили её снаряжение!»
Словно услышав его «молитвы», командир японского батальона, глядя на неумолимое приближение противника, да ещё и при мортирной поддержке, счел, что лучшим будет нанести удар во встречном бою.
Из окопов на холме, словно чёрные тараканы, высыпали японские солдаты, споро формируясь в боевые порядки.
Гамильтон сразу узнал построение по германской системе, и на его критический взгляд, шеренги были излишне плотными:
– Теперь понятно, где этот неприятный подполковник, столь хорошо владеющий немецким языком, проходил обучение.
По отмашке офицерского меча стрельба производилась трёхрядным образом: первый ряд пехоты – лежа, второй с колена, третий стоя.
Русские просто залегли, открыв бешеный огонь в ростовые фигуры, и японская атака бездарно захлебнулась, ещё не начавшись. Из ложбины продолжали сыпаться мортирные гранаты, шлёпаясь, пусть с некоторым рассеянием, но внося свою убийственную лепту.
Шеренги смешалась, тем не менее японцы смогли почти организованно отступить назад в окопы.
Однако потери, на взгляд Гамильтона, были удручающие – чёрные японские мундиры хорошо контрастировали, испятнав порой целыми кучами фон грязно-жёлтой земли.
«Болеть» за русских расхотелось.
Но на этом бойня не закончилась. Мортиры оставили терзать фронтальные окопы японцев, словно корректировщики поняли – бессмысленно пахать и без того перепаханную землю, и перекинули огонь на фланги.
Чёрные точки гранат, по-прежнему хорошо заметные в верхней части траектории, одна за другой посыпались в сторону распадка в самую гущу японского резерва, укрытого, как считалось, за холмистой местностью.
Удар был столь неожиданным и скорострельным, что буквально в течение пары минут сформированная для атаки колонна превратилась в кровавую кучу. Уцелевшие бросились врассыпную, продолжая попадать под встающие то тут, то там секущие шрапнелью взрывы.
А вот часть конницы удачно успела вырваться из-под обстрела, спеша уйти в мёртвую зону навесного огня.
Гамильтон с придыханием замер, в надежде, что сейчас-то русских сметут…
Полноценный эскадрон разбегался развёрнутым строем, набирая темп…
Галоп!
Мелькали серебром сабли. До русского фланга было примерно 800 ярдов и даже по сравнительно пересечённой местности для конницы это считанные минуты.
Но оказалось, что их ждали! Сюрпризы русских ещё не закончились.
В той самой ложбине, где разместилась мортирная батарея, кинжально ударило длинной пулемётной очередью.
Снова сменив бинокль на лучшее приближение зрительной трубы, Гамильтон навёлся на приметный ориентир – пляску огня из узнаваемого толстым кожухом пулемёта мистера Хайрема Максима. И уже почему-то не удивился отсутствию громоздкого лафета – «швейная машинка» русских, прикрытая кургузым щитком, покоилась даже не на треноге, а похоже, что на маленьких колёсах.
Тем временем фронтальная атака подходила к завершающей стадии. Благодаря тому, что местность между русскими и японскими позициями была пересеченного характера, где встречались низины и рытвины, которые вполне могли служить временными убежищем от встречного огня, штурмовым частям удалось приблизиться к японским окопам практически на минимальное расстояние.
А вот ближе к подножию холма, где окопались самураи, участок, ярдов эдак в триста пятьдесят, был абсолютно ровный, свежевспаханный, трудный для движения и совершенно лишённый укрытий – для идущего под огнем в атаку солдата хуже трудно себе представить!
Однако русских это не остановило!
Вот теперь Гамильтон точно был уверен, что неприятель использует ручные пулемёты, потому как стремительный бросок штурмовиков, под слившееся в едином крике «ура-а-а!», сопровождался какофонией скорострелок.
Быстрота пробежки в 350 ярдов была поразительной. В окопы метнулись ручные гранаты, и атакующие солдаты влетели