– Прекратить огонь!
Так ни разу и не выстрелив, полковник вернул револьвер в кобуру, руки заметно дрожали. Пока Алекс приходил в себя после атаки, подошел Смирко, протянул флягу.
– Отхлебни, командир, успокойся.
Во фляге оказался крепкий вонючий, только клопов морить, самогон. Дальше рта он не пошел, проглотить эту гадость оказалось невозможно, офицер выплюнул все обратно. Тем не менее дрожь прошла, сердце стало биться ровнее, голова прояснилась и начала работать.
– Что с потерями?
– Почти полторы сотни.
– Раненых на повозки и отправляйте в Боградское княжество, надеюсь, там их не тронут. Оружие соберите и патроны.
– Уже. Там Ясновского нашли, – добавил Смирко.
– Живой?
– Пока да, но это ненадолго. Если хотел у него что-то спросить, то поторопись.
Подполковник Ясновский сидел, привалившись спиной к колесу гаубицы, лицо бледное от потери крови и боли. Руки сжимали живот, кровь просачивалась между пальцами. Его ударили штыком, дважды. Медицина тут была бессильна, да и помогать ему никто не собирался. Алекс присел рядом, глаза в глаза.
– Узнал? Вижу, узнал. У меня к тебе только один вопрос – зачем?
Ясновский с трудом, сквозь сжатые от боли челюсти промычал:
– У меня был приказ.
– Да, приказом сверху можно оправдать любое зверство. Но раненых-то зачем?
Не дождавшись ответа, полковник поднялся на ноги, хотел было уже уйти, но тут снизу донеслось:
– Помоги.
Алекс не сразу сообразил, о какой помощи идет речь. Догадавшись, тронул клапан кобуры, затем передумал и убрал руку.
– Хрен тебе, здесь еще помучайся, а черти пусть немного подождут. Жаль только, до твоего сиятельного дядюшки не могу добраться!
Злости не было, только омерзение и недоумение. Сам не ангел, руки по локоть в крови. Много чего было, пытал, когда требовалось получить сведения, убивал по необходимости или из мести, но никогда не делал этого ради собственной прихоти или удовольствия. Для османийцев такой поступок в порядке вещей, но чтобы единый по сути народ творил такое, ведь еще позавчера они в одном строю сражались с одним врагом! «Нет, не понимаю».
Впрочем, долго копаться в собственных переживаниях не было времени, марш предстоял долгий и трудный. Час спустя колонна себрийцев выступила к Крешову. С гаубиц сняли замки, открутили и отломали все, что смогли. Не было для них ни лошадей, чтобы вывезти, ни обученных расчетов для стрельбы. Да и боеприпасов уцелело всего с полсотни картечных выстрелов. Ясновских раненых бросили на произвол судьбы, кому повезет, тот выживет, а кто не выживет, тому, считай, не повезло.
Следующий бой пришлось принять уже утром. Встреча противников была неожиданной для обеих сторон и вылилась в скоротечный встречный бой. Сначала головной дозор «Свободной Себрии» столкнулся с головой теперь уже вражеской колонны. Определив численность противника в тысячу штыков, командир дозора приказал отходить к главным силам. В свою очередь, увидев малочисленность противника, княжеский командир решил уничтожить его как можно скорее. Для чего отдал приказ решительно атаковать, одновременно охватывая левый фланг противника, благо местность это позволяла.
На этом этапе боя обе стороны не понесли больших потерь, стрельба с ходу со сбившимся дыханием меткости не способствует. И все-таки княжеский командир вполне мог бы добиться успеха, но тут к месту боя прибыли главные силы полковника Барти.
– Прицел семьсот шагов! Батальон! Залпом!
Пли!
Крыдлов использовал старый и уже довольно давно не применявшийся залповый огонь целым батальоном, благо для этого сложились все условия. Недостаточная меткость отдельного стрелка компенсировалась их количеством. Одновременный залп почти тысячи винтовок выкашивал княжеских солдат десятками. Конечно, плотный строй батальона и сам представлял собой хорошую мишень, но с той стороны не нашлось командира, который смог бы грамотно организовать ответный огонь, а потом и стрелки у противника практически закончились.
– Штыки примкнуть! Вперед! В атаку!
Увидев момент, когда княжеские солдаты дрогнули, штаб-капитан Крыдлов повел своих солдат в атаку. Это сломило противника окончательно, его солдаты побежали, спасая собственную жизнь. Победа была полной, но радости никому не доставила. Среди пленных оказался офицер княжества Войчетутского в капитанском чине. Его привели к полковнику Барти. Выглядел офицер неважно и все время смотрел себе под ноги, будто боялся споткнуться и упасть.
– Не бойтесь упасть, капитан, вы уже упали ниже некуда!
На секунду офицер поднял голову, но, столкнувшись с присутствовавшими себрийцами взглядом, вновь опустил ее.
– Вы лично участвовали в позавчерашней резне?
– Нет, слово офицера.
– А ваши солдаты?
– Не все. Те, кто вызвался добровольно.
– Вот как! Добровольцы, значит, нашлись! Раненых резать? Врачей? А там ведь тоже добровольцы были! Те, кто приехал Себрию от османийцев освобождать, а вы желающих набирали, чтобы их зарезать на госпитальных койках?!
– Я был против этого, – буркнул себе под нос войчетутец.
– Против?! Тогда почему вы не пресекли это безобразие хотя бы в своей роте?!
– У меня был приказ.
– Надо было вызвать на дуэль того, кто вам его отдал! Кто вам его отдал? Полковник Мотыльевич?!
– Да!
– Если духу не хватило вызвать полковника, надо было самому застрелиться, чтобы не стать соучастником! Теперь именно вам за все ответить придется!
Увести!
Когда пленного увели, штаб-капитан Крыдлов осторожно поинтересовался у кипевшего гневом полковника:
– Господин полковник, может…
– Что, отпустить?! Может, еще и оружие ему вернуть?! Рядовые, кто не участвовал, пусть катятся на все четыре стороны! А эту мразь вместе с Мотыльевичем расстреляем на центральной площади Крешова, когда его возьмем! Вперед, господа офицеры, до Крешова еще далеко!
На марше полковник Барти несколько придержал походную колонну с тем расчетом, чтобы она вышла к городу в вечерних сумерках. Сам же с небольшой группой разведчиков, верхами, добрался до Крешова засветло. С ближайшей высоты он в бинокль рассмотрел город. Передал оптику Гжешко.
– Трупы, сволочи, к люнетам свозят, во рвы сваливают. Работают спокойно, нас не ждут! Ты мне скажи, а с чего
