К большому удивлению Алекса, мост до сих пор был цел. Более того, он никем не охранялся, переправляйся кто хочет.
– Я становлюсь параноиком, или нам приготовили засаду?
– Скорее, второе, господин полковник, – подхватил мысль начальства Крыдлов, – но я бы еще не исключал минирования моста.
Мина, как оказалось, все-таки была. То ли она была поставлена кривыми руками, то ли ставили ее наспех, а может, просто порох в бочонке отсырел, но прикрепленный к одной из опор заряд не сработал, несмотря на полностью сгоревший фитиль.
– Кое-кому из головного дозора крупно повезло, – флегматично заметил Гжешко.
Без помех переправившись через ущелье, в тот же день колонна себрийцев вышла к городу еще засветло. Над укреплениями Тактамыдага развевалось аж три флага одновременно. Два из них Алекс определил, как флаги княжеств Войчетутского и Ясновского. Зато над противоположной высотой гордо реяло знамя «Свободной Себрии». Что именно висело над старой цитаделью, разглядеть не удалось, но в целом информация, полученная от пленных княжеских офицеров, оказалась верна.
Прибытие в Каму трех с лишним тысяч солдат полковника Барти вызвало ликование у одних и уныние у других. Баланс сил склонился на сторону «Свободной Себрии». К этому времени казематы Ападагпара защищало не более пяти сотен солдат. Однако прежде чем выбивать коалицию из Камы, полковник Барти решил составить более детальный план, а заодно узнать о произошедшем в Каме за время его отсутствия.
– Где подполковник Мартош?
Вот тут-то и выяснилось, что начальник штаба вооруженных сил «Свободной Себрии» неожиданно и бесследно исчез за несколько часов до нападения на них солдат княжеской коалиции. Собственно, эта самая суета, поднявшаяся вследствие пропажи, не дала нападению возможности стать внезапным, свободносебрийцы были уже на ногах и при оружии.
– Из города нас быстро выбили, а в старой цитадели изначально был только княжеский гарнизон, – докладывал себрийский комбат, принявший командование всеми свободносебрийцами в Каме, как старший по должности. – В это время мы понесли основные потери, около сотни убитыми. Пленных они не брали. Основные наши силы стояли на Ападагпаре, к ним присоединились те, кому удалось вырваться из города. Один раз они сунулись, но быстро умылись кровью. Больше атаковать не пытались. С тех пор так и сидим, друг на друга смотрим. Продовольствия осталось еще на неделю, патронов по сотне на винтовку.
– Понятно, – подвел итог доклада полковник Барти. – А что все-таки с Мартошем? Убит? В плену?
– Не удалось выяснить, господин полковник. В плен он точно не попал, и мертвым его никто не видел. Думаю, он все знал заранее и просто сбежал.
– Дезертировал, – поправил себрийца Алекс, – и никого не предупредил. Интересно, к чему бы это?
Вопрос был риторическим и остался без ответа. Точнее, мотивы дезертирства начальника штаба выяснились несколько позднее. А пока надо был решать куда более актуальные вопросы.
– Будем брать Каму, господин полковник?
– Не сразу, солдаты устали после марша, им требуется отдых. Да и нам надо осмотреться.
На самом деле, после того как выяснилось, что положение свободносебрийцев на Ападагпаре вовсе не было таким критичным, Алекс не был уверен в том, что княжеские войска требуется выбивать из Камы. Здесь не было больших складов с продовольствием и армейским имуществом, а бой в городских условиях и штурм укреплений Тактамыдага были чреваты большими потерями. Ослабленные и отягощенные большим количеством раненых, вооруженные силы «Свободной Себрии» теряли маневренность и привязывались к одному населенному пункту, где их рано или поздно добьют после истощения запасов.
Честно говоря, он вообще не видел достойного выхода из сложившегося положения. Если при выступлении из Крешова он еще питал какие-то надежды удержать Южную Себрию, то после вступления в Каму он их растерял. А что может быть хуже, чем командующий, потерявший веру в победу? Но ситуация и впрямь складывалась неважная, если не сказать грубее.
Но солдаты, а уж тем более окружавшие полковника Барти офицеры, не должны были заметить малейшей слабости и неуверенности в его действиях. А потому весь следующий день Алекс как заведенный носился по укреплениям Ападагпара. Он лично изучал состояние нескольких брошенных османийцами пушек, наличие боеприпасов к ним, с умным видом, не таясь от противника, в бинокль разглядывал Тактамыдаг и изучал подходы к городу, а его душу грызли сомнения. К вечеру, совсем измучившись, он все-таки решил поделиться своими сомнениями с Гжешко.
– Что будем делать? Штурм и взятие Камы не решает никаких проблем, скорее, только усугубляет их. Долго продержаться здесь мы не сможем, отступать нам некуда, а бесполезное сидение на Ападагпаре – не самый короткий, зато самый верный путь к поражению.
Себриец поднял на Алекса покрасневшие от бессонницы глаза.
– Не один ты мучаешься этим вопросом. Если тебе станет легче, я об этом думаю ничуть не меньше тебя и точно так же не нахожу выхода.
Только сейчас полковник заметил, насколько постарел за месяцы их знакомства себриец. Под густой черной бородой на лице залегли глубокие морщины, а ведь перед ним сидел еще довольно молодой человек, немногим старше самого Алекса.
– Ладно, – подвел итог беседы руоссиец, – утро вечера мудренее.
Не найдя спокойствия и утешения во вчерашней беседе, эту ночь полковник спал плохо. Долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок, утром поднялся на ноги разбитым и невыспавшимся. А народная мудрость сработала-таки, хоть и совсем не так, как он ожидал. Когда Алекс пытался запихнуть в себя сухую перловую кашу, сваренную на воде и почти без соли, прибыл посыльный с поста, оставленного наблюдать за Крешовым.
– Господин полковник, в город вступили астро-угорские войска!
Несколько секунд Алекс осмысливал полученную информацию, а затем задал только один вопрос:
– Это точно?
– Точно, господин полковник! Их шинели ни с какими другими не спутаешь.
Точно такая же потертая, заношенная серо-голубая шинель была наброшена на плечи полковника. И это был конец свободной Себрии.
– Соберите господ офицеров на совет. Немедленно!
Первым взяв слово, полковник Барти
