– Твоя таинственная преследовательница? – Я молча кивнула. – Но почему?
– Она украла мой браслет, – холодно сказала я, поднимая руку, чтобы показать ему царапины, образовавшиеся там, где она стаскивала амулет с кисти.
– Ты уверена, что это она? Ты ее видела?
– Нет. Она ударила меня сзади клюшкой для гольфа, а когда я пришла в себя, браслета уже не было. Какие-то парни видели, как она убегала, и я не могу представить, что кто-то еще хотел сделать мне больно.
– А тебе больно?
– Я думаю, у меня все нормально. Мне очень повезло с тем, что один из нашедших меня мужчин оказался доктором, и он внимательно осмотрел меня.
– А ты не считаешь, что тебе надо сделать рентген? Ты могла что-то сломать.
– Не считаю. Все со мной будет хорошо. Мне просто нужно принять парацетамол и какое-то время побыть в покое.
– О’кей, ты немного отдохнешь, а потом мы позвоним в полицию. Эту женщину надо остановить! – Он хлопнул ладонью по столу с такой силой, что я подпрыгнула на месте.
– Нет, – тихо сказала я. – Никакой полиции. Я должна разобраться с ней собственными силами.
Он презрительно фыркнул:
– Не смеши меня. Эта девица очень опасна. Она приносит тебе несчастье за несчастьем, она уже – дважды – обокрала тебя, а теперь еще чуть было не убила. Ты не можешь надеяться только на себя!
– Никакой полиции, – повторила я, осторожно качая головой, и сморщилась из-за того, что боль пронзила мою голову где-то за глазами.
Джош сел и проницательно посмотрел на меня:
– Алекс, что тут у нас происходит? Что ей известно?
– Она знает обо мне очень много всего. Очень много. Я не могу рисковать тем, что она явится в полицию.
– Но…
– Пожалуйста, – перебила его я. – Поверь мне. У нее есть информация, достоверная информация, которая заставит полицейских поверить в то, что мне известно все о пропаже денег. Меня посадят за препятствование правосудию или за что-то вроде того.
– А ты имела к этому какое-то отношение? – Он сверлил меня взглядом.
– Нет, никакого! Просто все очень сложно объяснить вот так сразу. Пожалуйста, поверь мне, – прошептала я, изо всех сил стараясь не заплакать.
Джош внезапно вскочил со стула и стал ходить взад-вперед по кухне, так что старые деревянные половицы протестующе скрипели, когда он тяжело наступал на них.
– Она совсем обнаглела – приходит сюда и делает тебя несчастной. – Я повернулась, чтобы посмотреть на него, но движение головой застало меня врасплох, и я закричала от боли, не сумев сдержаться. Он тут же подлетел ко мне, наклонился и внимательно на меня посмотрел: – Я думаю, ты не права; тебе обязательно надо поехать в больницу и сделать рентген, – мягко сказал он. – Я не собираюсь заставлять тебя делать это или обращаться в полицию, но я хочу, чтобы ты рассказала мне всю правду.
– Прости. Я бы сделала это, если бы могла, но все это слишком… странно. Пожалуйста, просто поверь мне, – стала умолять его я.
– Ладно, если ты этого хочешь. Но я собираюсь залезть в интернет и посмотреть, что там пишут о сотрясениях, тогда, по крайней мере, я смогу хоть немного разобраться, что к чему.
Он на какое-то время ушел, чтобы произвести свои исследования, а я удобно устроилась на диване и стала смотреть какую-то ужасную детскую программу по телевизору. Скоро Джош вновь появился с очень сильными обезболивающими, которые мне прописали, когда я упала с велосипеда так, что он весь перекорежился. И скоро я уже крепко спала.
Разбудил меня запах чего-то горелого и громкие проклятья: Джош пытался приготовить ужин. Я села и повертела головой туда-сюда ради эксперимента. Все было нормально, болеутоляющее продолжало действовать. Я даже могла шевелить рукой, не слишком морщась при этом. Но раз меня не отвлекала больше физическая боль, боль в моем сердце стало выносить гораздо труднее.
Я сжала кулаки и сделала глубокий вдох. Было не время предаваться унынию, я должна полностью все контролировать. Я пошла на кухню, где наткнулась на стену дыма. Оглядевшись, увидела, что половина содержимого холодильника лежит на рабочей поверхности. Судя по ошметкам, Джон планировал яичницу с беконом. Он стоял и смотрел на плиту.
– Мммм, прости за беспорядок. Я думал, что приготовлю ужин для нас двоих, но у меня как-то не получается.
Я попыталась улыбнуться:
– Спасибо за старания, Джош, но я совсем не голодна.
– Ты должна поесть.
– Ты говоришь совсем как мама. Честно, я совершенно не хочу есть; может, это из-за болеутоляющего. Перед тем как пойти спать, я, наверное, съем немного хлопьев. – Я подняла крышку со сковороды и сморщила нос: – Но тебе приятного аппетита: это выглядит изумительно.
Джош рассмеялся, взял у меня сковородку с черным месивом и выбросил его в мусорку.
– Думаю, хлопья – хорошая идея. А еще можно нажарить тостов и открыть банку фасоли.
Благодарно улыбнувшись ему, я проскользнула в комнату. Я не могла противиться тому, чтобы сидеть за столом и смотреть в зеркало, стиснув рукой кисть другой руки, на которой должен был быть амулет. Я сидела так целую вечность в надежде, что замечу какое-нибудь движение, какое-то указание на то, что он рядом, но ничего не увидела.
– Кэллум, – прошептала я в отчаянии. – Ты меня слышишь? Я не знаю, здесь ты или нет, но уверена, что все-таки где-то поблизости. Я хочу сказать тебе, что собираюсь найти Кэтрин и сразиться с ней, если понадобится. Я обязательно получу свой амулет обратно!
Стук в дверь моей комнаты заставил меня вздрогнуть. Я поспешно вытерла глаза и ответила:
– Входи, Джош.
– Это не Джош, это я. Ты сказала, что я могу заглянуть к тебе, помнишь? Мне нужно поговорить с тобой. – Когда Грейс взглянула на мое лицо, голос у нее изменился. Я была рада тому, что на мне по-прежнему рубашка с длинными рукавами, так что самые страшные синяки ей были не видны. – Джош рассказал мне, что случилось. Он сказал, что на тебя напала девушка, – продолжила она, стараясь не слишком уж откровенно пялиться на меня. – Та самая, что была вчера в пабе.
– Ну, на самом-то деле я ее не видела. Но свидетели заметили убегающую женщину, и я не могу представить, что кто-то еще мог сделать нечто подобное.
– Алекс, тебе надо в полицию, это надо прекратить! Она совершенно сумасшедшая!
Я посмотрела на Грейс, мою самую лучшую подругу в мире, и подумала, а что она скажет, что сделает, если я расскажу ей всю правду. Она посочувствует мне, в этом я была уверена, и как-нибудь поможет. Но раз у меня больше нет амулета как доказательства, она усомнится в моих словах. У меня не было ничего, что убедило бы ее, что я не спятила окончательно.
– Я не могу пойти в полицию и
