Сторож, видимо, успокоился и сел напротив меня, снова взявшись за трубку, а чухонец с голубыми глазами ребенка стал меня расспрашивать.
Я вспомнил историю одного беглого солдата и стал передавать ее, как свою биографию.
Сторож слушал меня, одобрительно кивая головой, чухонец два раза сам налил мне водки.
– А где ныне ночевать будешь? – спросил меня сторож, когда я окончил.
– А в лавре! – ответил я.
– Ночуй у меня, – к моей радости, вдруг предложил мне сторож, – завтра пойдешь. Вот с ним! – Он кивнул на чухонца.
Я равнодушно согласился.
– Как звать-то вас? – спросил я их.
– Сразу в наши записаться хочешь! – засмеялся сторож. – Ну что ж… – И он назвал всех: – Меня Павлом зови. Павел Славинский, я тут сторожем. Это дочки мои: Анна да Стефка – беспутная девка! Ха-ха-ха, а этого Мишкой. Вот и все. А теперь иди, покажу, где спать тебе!
Я простился со всеми за руку, и он свел меня в угол за печку.
Там лежал вонючий тюфяк и грязная подушка.
– Тут и спи! Тепло и не дует! – сказал он и вернулся в горницу.
Я видел свети слышал голоса.
Потом все смолкло. Мимо меня прошли дочери хозяина и скрылись за дверью.
Павел с чухонцем о чем-то шептались, но я не мог разобрать их голосов.
Вдруг дом содрогнулся от ударов в дверь. Я насторожился.
В ту же минуту на меня пахнул холодный воздух и раздался оглушительный голос:
– Водки, черт вас дери!
– Чего орешь, дурак! – остановил его Павел.
– Дурак! Вам легко лаяться, а я, почитай, шесть часов на шоссе простоял. Так ничего себе!
– А чего стоял?
– Чего? Известно чего: проезжего ждал!
– Ну, дурак и есть! – послышался голос Мишки. – Ведь было сказано, пока наших не выпустят, остановиться.
– Го, го! Дураки вы, если так решили. Остановитесь, все скажут: они и душили! А их выручать надо.
– Лучше двое, чем все!
– Небось! Лучше ни одного…
– Жди, дурак! У них там завелся черт Путилин. Всех вынюхает.
– А я ему леща в бок.
Я тихо засмеялся. Знал бы Павел Славинский, кого приютил у себя!..
Они продолжали говорить с полною откровенностью.
– А у Сверчинского кто?
– Сашка с Митькою.
– А они как решили?
– Да как я! Души!.. – И пришедший грубо расхохотался.
– Значит, к тебе и добра не носить? А?
– Зачем! Носить можешь… Я куплю.
– Ну, то-то! Так бери!
И на стол упало что-то тяжелое.
– Постой! – вдруг сказал Мишка, и я услышал его шаги.
Я тотчас раскинулся на тюфяке и притворился спящим.
Он нагнулся и ткнул меня в бок. Я замычал и повернулся.
Он отошел.
– Что принес? – почти тотчас раздался голос Павла.
– А ты гляди!..
Послышался легкий шум, что-то стукнуло, потом раздалось хлопанье по чему-то мягкому, и все время шел разговор отрывочными фразами.
– Где достал?
– А тебе што?
– Нет. Я так! Дрянь уж большая.
– Скажи пожалуйста, дрянь! За такую дрянь по сто рублей платят!
– Где как, а у меня красненькую…
– Красненькую. Да ты жид, што ли!
И тут поднялся такой гвалт, что от него впору было проснуться мертвому.
– Тише вы, дьяволы! – закричал наконец Мишка. – Ведь тут… – И он не договорил, вероятно сделав жест.
– А ну его! – отозвался хозяин. – Он нашим будет! Ну, двадцать рублей – и крышка!
Они опять стали кричать. Потом на чем-то поладили.
– Ну, пошел, – сказал пришедший.
– Куда?
– А к соседу. Пить. Идем, што ли…
– Можно! – отозвался хозяин. – А ты?
– Кто же дом постережет? – ответил Мишка. – Нет, я останусь!
– Как хочешь…
– Ха-ха-ха! – загрохотал гость. – Он не соскучится!
– Мели, мели!..
Послышалось шарканье ног, пахнул холодный воздух, хлопнула дверь, и все стихло.
Через минуту Мишка прошел мимо меня и стукнул в дверь, за которую ушли девушки.
– Стефа! – окликнул он. – Иди! Никого нет…
Он отошел. Почти тотчас скрипнула дверь, и мимо меня мелькнула Стефания, босиком, в длинной холстинной рубашке.
Раздался звук поцелуя.
– Куда отец ушел?
– С Сашкой в девятый нумер! До утра будут.
И снова раздались поцелуи и несвязный шепот. Интерес для меня окончился, и я заснул.
Еще было темно, когда Мишка разбудил меня и сказал:
– Я иду в город. Иди и ты!
Я тотчас вскочил на ноги.
Мишка с детскими, невинными глазами производил на меня впечатление разбойника.
Впоследствии, во время своей службы, я не раз имел случай убедиться, насколько ошибочно мнение, что глаза есть «зеркало души».
Самого Славинского не было. Стефания лениво нацедила какой-то коричневой бурды в кружку, предложив ее мне вместо кофе.
Я выпил и взял картуз.
– Заходи, – просто сказала Стефания, – отец покупает разные вещи!
– Это на руку! – весело ответил я. – Буду нынче же.
– Если не попадешься, – прибавил Мишка.
– Сразу-то? Шалишь!.. Ну, прощенья просим!
Я простился с девушкой за руку и пошел.
Мишка задержался на минуту, потом догнал меня.
– Хорошо спал? – спросил он.
– Как собака!
Мы сделали несколько шагов молча; потом Мишка стал говорить, сперва издалека, потом прямее:
– Теперь в Питере вашего-то брата, беглых разных, пруд пруди! Только не лафа им…
– А что?
– Ловят! Уж на что шустрые ребята, беглых изловчиков щупали, а и тех всех переняли… Опять же воров…
– Меня не поймают…
– Это почему?
– Потому один буду работать.
– И хуже. Обществом куда способнее! Тебе найдут, тебе укажут. Действуй! А там и вещи сплавят, и тебя укроют… Нет, одному куда хуже! Ты вот с вещами… а куда идти? Иди к Павлу. Ты с ним сдружись. Польза будет!
– А тебе есть польза? – спросил я смело.
Он усмехнулся:
– Много будешь знать – скоро состаришься! Походи к нему, увидишь. Ну, я в сторону!
Мы дошли до Обводного канала.
– Прощай!
– Если что будет али ночевать негде, иди к Павлу!
– Ладно! – ответил я и, простившись, зашагал по улице.
Мишка скрылся в доме Тарасова.
Я нарочно делал крюки, петлял на Сенной и потом осторожно юркнул в свою Подьяческую, где тогда жил.
Умывшись и переодевшись, я прямо прошел в Нарвскую часть, где Келчевский встретил меня радостным известием о командировке.
Я засмеялся.
– Пока что я и до командировки половину знаю!
– Да ну? Что же?
– Это уж потом! – сказал я. – Вернемся, сразу последу пойдем.
– Отлично! Ну а теперь когда же едем и куда?
– В Царское! Хоть сейчас!
– Ишь какой прыткий! А Прудников?
– Ну, вы с ним и отправляйтесь, а я сейчас один, – решительно заявил я.
Келчевский тотчас согласился.
– Где же увидимся?
– А вы прямо в полицейское присутствие. Я туда и заявлюсь!
– С Богом!
Келчевский пожал мне руку, и я отправился.
Поездка в Царское оказалась для меня совершенно пустым делом.
Я захватил с собою шустрого еврея, Ицку Погилевича, который служил в городской страже, и с ним вместе оборудовал все дело часа в два.
Взяв из полиции городовых, я прямо явился к содержателям извозчичьего двора, Ивану и Василию Дубовецким, и, пока их арестовывали, мой Ицка успел отыскать и лошадь, и упряжь, проданные моими арестантами.
Я отправил Дубовецких в часть, а сам с Ицкой и двумя стражниками поскакал в Кузьмино к крестьянину Тасину и опять – без всякого сопротивления – арестовал его, а Ицка разыскал двое саней и полушубок со следами крови.
Мы привезли и этого Тасина, и все добро в управление полиции, и, когда приехали Келчевский и Прудников, я им представил и
