А ведь еще и Полисун. Этот скакал вокруг, приплясывал, хлестал плетью, да натравливал волков. Матерые вожаки стай щерились, рычали, искали цапнуть, урвать кусок лесного хозяина. Мусаилу с того беды особой не было, но мешать они ему мешали.
Помоги им и остальные лешие – быть бы Мусаилу убиту. Но остальных взяли на себя братья Волховичи. Бречислав крутанулся на пятке, Финист ударился оземь, Яромир кувыркнулся через голову.
Кувыркнулся, обернулся полным волколаком – и взвыл от боли. Одежа-то, как обычно, обернулась вместе с телом, а вот сапоги отказались, замешкались. Забыл Яромир их снять. Так и остались на ногах, теперь уже лапах – и когти прорвали их насквозь.
– Эх, пропал княжий подарок… – вздохнул Серый Волк.
Но тут же и думать об этом забыл. Не до того стало – еле успел схватить за рога налетевшего Туросика. Леший в облике златорогого оленя едва не пропорол волколаку брюхо.
Но не пропорол. В человечьем обличье Яромир не особо-то и силен, хотя крепок, жилист. Но совсем другое – в обличье волколака. В нем он обретал удвоенную могуту – человека и волка в одном теле. И с ней он удержал страшный натиск оленя-лешего, почти поднял его в воздух.
Только когтями землю вспахал.
Так же сражались и Бречислав с Финистом. Старший брат обернулся громадным лохматым тавролаком и стиснул ручищами огромного бесхвостого медведя – Боровика. Младший стал фалколаком со стальными перьями и хлестался с чудовищным Стукачом.
Именно в своих промежуточных формах оборотни особенно сильны. Потому что прочие два облика – они оба истинные. Человек и зверь.
Волк, сокол или тур – неважно.
А вот промежуточная форма – она уже нет, не истинная. Она именно промежуточная, оба лика являющая. Потому-то иные оборотни принимать ее и не могут, не умеют просто. Чтобы стать полным волколаком или иным оборотнем, нужно остановиться аккурат в середке превращения, застрять ровно посередине.
Не у всех получается.
Но у братьев Волховичей получалось превосходно. И лешим они уж задали сегодня жару! Рвали когтями, топтали копытами, иссекали крыльями. Яромир вцепился Туросику в спину, схватил за рога и катался по поляне. Бречислав сдавил Боровика, поднял его ввысь и так боднул, что леший заревел. Финист кружился вокруг Стукача, швыряясь стальными перьями.
Кровь лилась потоками. У леших, конечно, ее толком и нет – так, видимость одна, – но что-то там у них все-таки тоже течет в жилах. Крепко они с оборотнями друг друга потрепали.
А тут как раз и подмога подоспела. Старый дед Лесовик явился, наибольший леший русских земель. Давненько они с Пущевиком на ножах – и уж в стороне он тоже не остался. Похожий на огромный дуб, с зеленым мхом вместо волос, он схватил каждой ручищей по волку, да как начал лупить Полисуна!
– Вы что устроили, неразумные?! – прогудел старик, растаскивая Пущевика и Мусаила. – Что за свары опять?! А ну, утихнуть всем!
– Рви, терзай, души его!.. – заверещал гнусный Боли-бошка, но на него накинулись, прижали к траве Ягодник и Орешич, подручные Лесовика.
После этого драка поутихла. Чтобы не раздражать леших больше нужного, Бречислав, Яромир и Финист перешли в звериные формы, обернулись туром, волком и соколом. Лесовик окинул их сердитым взглядом, но гнать не стал.
Лешие подходили все новые. Полисун с его волками всех всполошил, всех обеспокоил. Каждому захотелось узнать – что там такое затевается, в тиборских ельниках?
Теперь соотношение сил стало совсем не в пользу восходных. Пущевик, Полисун и остальные по-прежнему были только вшестером, а вот закатных набралось уже двенадцать, да с ними три оборотня. Лесовик взгромоздился на громадный пень, настоящий деревянный трон, и гулко объявил, что все это не дело, что так не годится. На осенней сходке леших твердо же было решено не вмешиваться, стоять в стороне.
– Так я говорю или не так? – обвел он взглядом собравшихся. – Может, ошибаюсь в чем?
– Все так, величезный дед, – подтвердил Грибник. – Своими глазами все видел, своими ушами все слышал. Было. Решили. Решения сходки отмене не подлежат.
Грибника выслушали недовольно, но с почтением. Среди леших он издревле уважаем, ибо подобно Полисуну – дух-хозяин не одного леса, а целой тварной семьи. Не волков только, а грибов – всех грибов, сколько их ни есть на русской земле, да и в Кащеевом Царстве. Так что у Грибника везде глаза, везде уши, все он знает и все запоминает.
При этом руку Лесовика Грибник держит крепко. Хоть и режут люди его подданных почем зря, к Кащею на поклон Грибник не идет, любви к царю нежити не испытывает. Он повелевал грибами, когда Кащея еще и в зачине-то не было. Сам похож на гриб с длинной седой бородой.
– Так что на том и порешим, – ударил кулаком по ладони Лесовик. – Ты, Полисун, волков своих отзови и ступай прочь. И ты, Пущевик, уходи подобру-поздорову. Не срамитесь перед иноземными гостями.
Иноземные гости на поляне и вправду были. Гостьи, точнее – две зеленокожие девицы с листвой вместо волос. Финист, уже видавший таких прежде, шепнул Бречиславу с Яромиром, что это дриады. В грецких и фряжских лесах они вместо леших… да в общем-то и есть лешие, только в бабьем обличье.
Под их взглядами Пущевик стушевался. Русские лешие монасями живут не всегда, завлекают порой в чащу приглянувшуюся девку, да и оборачивают ее лисункой. Но лисунки – это не лешие, а лешачьи подруги. Как русалки при водяных.
А тут именно лешие, но женщины. Такого Пущевик прежде не видывал. И донельзя этим изумленный, протестовал не очень-то и громко.
Да и понимал, что силы неравны, закатных леших куда больше. Еще немного поворчал для острастки и махнул рукой, отправился восвояси.
Следом захромал и Полисун. Был он тяжело ранен, на землю текла сукровица. Оставшиеся без приказов волки стали медленно разбредаться.
– И не возвращайтесь! – крикнул им вслед Мусаил.
Ему тоже досталось. Кожа-кора покрылась выбоинами и сколами, голова-шишка потеряла несколько чешуек. Левая рука отломилась, и из нее сочилась смола.
Но для лешего эта беда – не беда. Заживет, вылечится, станет сильней прежнего. Довольный, что отстоял вотчину, Мусаил пообещал оборотням:
– Лешие в вашу с мертвым царем свару не полезут. Будьте спокойны.
– Но помогать тоже не станете? – уточнил Бречислав.
– Это уж сам понимаешь. Мы духи земли, а не людские заступники. Да и прав кое в чем Пущевик – коли Кащей вас всех истребит, лесу вольготней станет.
– А что ж ты тогда ему не помогаешь? – хмыкнул Финист.
– Не годится так потому что, – угрюмо ответил Мусаил. – Люди тоже живые. Тоже дети Матери – Сырой Земли. Я же не защищаю зайца, если его губит волк. Не защищаю дерево, если его губит
