Интерес к Синеглазке она потеряла почти сразу. Поняла, что человек та здесь в общем-то случайный.
– Идемте, – бросила она. – До наставницы моей отсюда уже недалече, к рассвету небось дойдем. И на небо поглядывайте – сюда иногда уже коршуны залетают.
Шагала она молча, уверенно ступая по топкой земле. Без волшебного клубка, в потемках, посреди болота, под затянутым хмарью небом – ан точно по ниточке шагала.
Иван с Синеглазкой порядком притомились, но ночевать в болоте не хотелось, так что они следовали за Василисой. Иван – доверчиво, как телок. Синеглазка – подозрительно щурясь, то и дело хватаясь за саблю. Не верилось ей в добрые намерения этой ведьмы, лягушки-оборотня.
А о чем думал Яромир – знал только Яромир.
– Далеко ли еще? – спросил Иван, в очередной раз ухнув ногой в топь.
– Недалеко, – коротко бросила Василиса. – Просто дорога… хотя они тут все такие.
– А ты ведь ведаешь, для чего мы к бабе-яге идем? – вкрадчиво осведомился Яромир.
– Ведаю.
– И что несем с собой – ведаешь?
– Ведаю. Вслух не стану говорить, но это кое-что каменное и круглое.
– Ничего себе ты премудрая. А может, ты тогда ведаешь и как это каменное и круглое отворить?
– Вот этого не ведаю, – вздохнула Василиса. – Но наставница моя, должно, ведает. Она обо всем на свете ведает.
– Обо всем?..
– Почти обо всем. Вот как вы двое Алатырь-камень из земли вывернули – она тоже ведает.
– Что, даже об этом?! – ужаснулся Иван.
– А ты как думал. Это же не камень в колодези. О том, что Алатырь уже не в гнезде, сейчас все мудрые ведают. Но вот о чем она не ведает – так это за каким бесом вам такое понадобилось. Вы зачем это сделали, дуроломы?
Иван обиженно засопел. Но Яромир смотрел на него с насмешкою, а Синеглазке тоже стало любопытно. Так что он неохотно, но рассказал, как обвел его вокруг хвоста говорящий кот.
Василиса, о том услышав, изумленно покачала головой. Оглядев Ивана сверху донизу, она медленно промолвила:
– Ну хоть одно хорошо. Кащею до этого в жизни не додуматься.
– Ну да, он уж верно умом не силен, – согласился Иван.
– Нет, дурак, – поморщилась Василиса. – Кащей-то как раз наоборот – умный, как сто книгочеев. Только вот мыслит он всегда… грамотно. Как арихметицкую задачку решает. Он, конечно, учитывает, что другие люди не всегда поступают толково, да и на скудость ума им скидку делает… только ты, Ванюша, непредсказуем на диво.
Иван расплылся в гордой улыбке. Губы аж к ушам уехали – так княжичу стало лестно.
– Она тебя не хвалила, – хмыкнул заметивший это Яромир.
– Ну и что? Все равно приятно.
Рассказал Иван Василисе и о том, что было допрежь приключений их на Буяне. Как долгим путем туда ехали, как у поляниц гостили, как по Днепру спускались, как с Ильей Муромцем повстречались.
И о том, что еще допрежь того было – рассказал. Как свадебным поездом во Владимир ездили, как задачки князя Всеволода исполняли, как яблоки молодильные сыскали, водяного обхитрили и кота Баюна поймали. Как Врыколака убивали. Как бабу-ягу в печке сожгли… не до конца, что жалко.
И о том, как вообще-то познакомились. Как спас княжич Иван Яромира из капкана, принады серебряной.
За разговорами незаметно вышли к краю болота. Вдали темнел лесок – чахлый, полуночный. Василиса сразу прибавила ходу – на рассвете ей снова надевать лягушачью шкурку, а до утра уже недалече.
Впрочем, идти тоже уже недалече. Лесок только пересечь и осталось, а там рукой подать.
Из-за облаков выступила луна. В ее свете серебрился туман, скрывал деревца чуть не до пояса. То тут, то там из пелены выступали кривые коряги, старые мертвые стволы.
Хватало и живых, впрочем – молодых и гибких. Иные даже почки проклюнуть успели. Ветви шелестели безо всякого ветра, из ниоткуда доносился смех, женские голоса.
А потом откуда ни возьмись появился ясень. Старый, с раскидистыми корнями, с огромным дуплом. И вырасти-то ему здесь было невозможно – не растут ясени в этих краях. Тут осинник с вкраплением березняка, а ясеней отродясь не видывали.
Но вот – появился один откуда-то. И на ветвях его сидело… поначалу казалось, что это такая огромная причудливая ветка. Но потом оно шевельнулось, в самой середке прорезались пылающие глаза, и Яромир недовольно крякнул.
Вот только новой встречи с Пущевиком ему и не хватало.
– Поздорову, волчара, – раздался скрипучий голос. – Зря ты болотницу-то обидел.
– Нажаловалась-таки, – вздохнул Яромир. – Эх, боялся я этого.
– А раз боялся – так не надо было трогать, – сказал Пущевик. – Думал, не сыщу тебя? Ты в моих владениях, Волхов сын!
– На самой границе, – напомнил Яромир. – Тут твоя власть уже почти закончилась.
– Почти – да еще не закончилась.
Иван, об этом услышав, как бы невзначай сделал шажок в сторону. Потом еще. Пущевик с Яромиром на него уставились, и оборотень сказал:
– Это не настолько четкая граница, Вань. Тебе нужно… ну из леса хотя бы выйти.
– Да я что, я ничего, – пожал плечами княжич. – Так, попробовать хотел.
– Даже и не пробуй, – проскрипел Пущевик. – Не выпущу.
– А это кто такой?! – вдруг воскликнула Синеглазка.
Она только сейчас разглядела древнего лешего. Яромир-то с Василисой увидели его сразу. Иван, привыкший ко всякой нечисти, тоже быстро заметил. А вот для Синеглазки он проступил только сейчас.
– Немало народу ты с собой таскаешь, Серый Волк, – сказал Пущевик. – Бабами какими-то обзавелся…
– Ну ты не расстраивайся – может, и ты обзаведешься когда-нибудь, – утешил его Яромир. – Твои дружки-то где? Полисун здоров ли?
– Раны зализывает, – огрызнулся Пущевик. – И остальные тоже.
– Ну пусть выздоравливает.
– Ты не делай вид, что сожалеешь! Это кому все благодаря?! Вам же в том числе, Волховичам! Ранил Туросика, волчара? Он теперь до осени поди не оправится!
– Ну и что мне, плакать по нему?
– Да уж ты-то точно не заплачешь, – проворчал Пущевик. – А про баб моих ты зря. Я ими обзавелся, когда тебя еще и в зачине не было. А ну – сам глянь.
Яромир вздрогнул. До ноздрей донесся кислый запах. Стоящие вокруг осинки и березки вдруг изогнулись, заколебались… и обернулись девицами.
Лисунки. Почти две дюжины лисунок всех мастей. Вели они себя точь-в-точь как русалки – хихикали, строили глазки, завлекательно играли плечиками.
Не так хороши собой были, правда. Чумазые, со спутанными волосами. Все-таки лес – не река, в нем трудно чистеньким быть.
Да и в остальном. Были лисунки не столько девицами, сколько бабищами. Рыхлыми, дебелыми, с огромными задами и грудями. Одни наги, другие в рваной одежке, и только одна – в белом сарафане, да и постройней прочих, почеловечнее.
Видать, недавно совсем лисункой обернулась.
– Эвона сколько жен-то у тебя, старик, – аж присвистнул Яромир. – Куда тебе столько?
– А что, поделиться с тобой, волчья шерсть? Какую желаешь – Марфу, Глафиру, Прасковью?..
Яромир только хмыкнул, пристально следя за лисунками. Те медленно подступали. И казались-то вроде безобидны – ни когтей у них, ни клыков, – но то обманчивое впечатление. Лисунки сильны, как медведицы. Навалятся, так и задавят, кости переломают.
Две или три – еще
