– Какая феноменальная забота, мениэр. – Как я ни старалась, а не смогла удержать сарказма.
– Понимаете, здесь задеты не только интересы самого Хилберта, но и интересы Стражей. Разве тот, кто имеет настолько большие слабости, может стать достойным предводителем? – В его тоне прорезался лёгкий пафос. – Но, сколько я ни расспрашивал мениэра Геролфа Видбри, самого близкого ван Бергам лекаря, а тот отказался объяснять мне истинную причину приступов йонкера, которым уже было достаточно свидетелей.
– Врачебная тайна, очевидно. – Я вздохнула. – На месте Хилберта я встревожилась бы, если бы мениэр Видбри всё вам рассказал. И не доверила бы ему больше лечение близких людей.
– Справедливо, вроу. – Антреманн серьёзно кивнул. – Потому я хотел бы попросить вас о помощи. Ведь вы супруга йонкера. А всему Ордену было бы весьма полезно узнать, что приступы будущего Главы не несут вреда интересам остальных. И престижу Стражей.
– О какой помощи речь? – Не хотелось произносить в его присутствии ни одного лишнего слова. Как будто каждое из них могло быть использовано против меня.
Да что там, мне уже хотелось просто сбежать. Но надо было выслушать до конца. Похоже, под Хилберта тут глубоко копали, готовили ему хорошую яму, а то и вовсе могилу. И неведомо почему антреманн увидел в моём лице возможную помощницу. Хотя чему удивляться?
– Я был бы очень благодарен, если бы внесли ясность в мои догадки по недугу вашего мужа, вроу.
Я сглотнула липкий горький комок в горле. На что это он намекает?
– То есть вы хотите, чтобы я намекнула вам на его слабые места? А то и открыто вам в них ткнула пальцем? Вы что, издеваетесь?
– Я просил не об этом, – покачал головой антреманн. Вот ведь хитрый жук. – Я просто высказал беспокойство о том, что Хилберт, возможно, зря молчит. Зная точно, что с ним творится, я мог бы помочь ему.
«Или утопить», – добавила я мысленно.
– У моего супруга нет слабых мест. – Я и хотела бы отодвинуться от Феддрика, но узкая лестница, по которой мы спускались бок о бок, не позволяла. – И то, что вы называете недугом, к тому тоже не относится.
– Это похвально. Так поддерживать мужа, учитывая то, при каких условиях вы оказались на этом месте, – слегка озадаченно проговорил антреманн и медленно потёр ладони друг о друга. Тихое шуршание его суховатой кожи пробежалось серпом по нервам. – Но я не советовал бы вам отказываться, вроу. У вас нет причин защищать и поддерживать своего мужа, насколько я знаю. Потому как ничем, кроме силы Знака в вас, он не дорожит. Мне неприятно говорить об этом. Но, возможно, вам стоило бы поискать других союзников.
Наверное, от Хилберта можно было ожидать чего-то подобного. Но я не торопилась верить всем словам Феддрика ван Стина, того ещё лицемерного ублюдка – судя по всему.
– Я подумаю, чем могу вам помочь. Но, конечно, не стану уверять, что сумею.
– Естественно, – с холодной улыбкой на губах согласился мужчина. – Но вы всё же постарайтесь.
– Вы не любите оставлять людям выбор, да, мениэр? – Я глянула на него искоса.
– Выбор есть всегда. Но зачастую стороны его не равнозначны. Разве не так?
Феддрик склонился к моему плечу. Слишком близко. Показалось даже, что сейчас коснётся его.
Я едва руку не вскинула, чтобы отгородиться от антреманна. Так сильно меня сдавило недоброй волей этого мужчины. И колким интересом, что сквозил во внимательном взгляде. Как будто он имел на меня какие-то свои виды.
– Вы во многом правы, мениэр, – решила я пока согласиться с ним. Так будет безопасней. – Но и многое не видите. Прошу меня извинить.
Я пошла чуть быстрее.
– Надеюсь, вы понимаете, что этот разговор должен остаться между нами? – бросил мне в спину Феддрик. – Так будет лучше для всех.
Пришлось кивнуть и прибавить шагу, поманив Лауру за собой. Служанка поспешила следом, как только верзилы антреманна пропустили её вперёд. Скоро мы хорошо обогнали мужчин – и внутри словно ослабилась натянутая пружина. Но осталось чёткое понимание: теперь меня зажимают ещё с одной стороны. И так невыносимо захотелось сейчас увидеть перед собой мужчину, который сумел бы отгородить меня от всего этого. Сумел бы поделиться своей уверенностью в том, что всё будет хорошо. Что я всё сумею преодолеть, выползти из этого болота и остаться живой.
Я даже попыталась представить себе его, воззвать из памяти лицо Антона, который всегда казался мне надёжным и спокойным. Да, пожалуй, он всегда был спокойнее меня, хоть и ссоры у нас случались частенько – бытовые, ничего удивительного. Но сколько я ни ворочала эту груду из вечных неприятностей и переживаний, которые норовили напрочь завалить собой мою память, а не смогла вспомнить его отчётливо. И стало страшно. Оттого, что этот мир и эта жизнь поглощали меня, словно росянка – муху. Переваривали, расщепляли. Смогу ли я когда-то стать прежней?
Зато лицо Хилберта, словно вырубленное из камня, буквально било по моему внутреннему взору, стоило только о нём подумать.
Почти не в себе я ввалилась в столовую – и тут же встретила недоуменные взгляды гостей. Одним из первых – пытливый и наполненный раскалённой ревностью взгляд Тейна Мейера. Наверное, он отчётливее других здесь осознавал, что ночью мы с Хилбертом вовсе не в шахматы играли. И это понимание ясно отражалось сейчас на его лице. Пришлось спешно отвернуться, иначе по моему растерянному виду всё и всем станет понятно. Я ещё мгновение шарила взглядом вдоль столов, накрытых к завтраку, прежде чем вспомнила, что мне надо сесть рядом с Хилбертом.
– Что случилось, Паулине? – Он наклонился ко мне.
– Ничего, – пришлось соврать. – Просто неважно себя чувствую.
Йонкер нахмурился, обводя взглядом лицо. Его ладонь снова накрыла мою, совсем как на свадьбе. И от этого – странно – стало намного легче. Пусть антреманн блефует сколько угодно: противопоставить Хилберту он ничего толкового не может. И я не стану помогать ему в его интригах.
– Это из-за меня? Может, вам показаться мениэру Видбри? – показалось, с искренним участием поинтересовался йонкер.
Надо же, и правда как будто тревога в голосе. Надеюсь, его всё же хоть немного мучает совесть за то, как он вчера себя вёл.
– Нет, – снова бросила я, не в силах произнести ни одного лишнего слова. – Пройдёт.
К счастью, Хилберт не стал допытываться правды, хоть во время завтрака я порой и ощущала на себе его внимательный взгляд. Даже отвечала иногда – и дивилась тому, что в нём нет обычной неприязни. Скорее некий вопрос, который он задавал сам себе. А вот какой – не выведаешь никакими силами.
После утренней полуторжественной трапезы гости и правда начали разъезжаться. Пришлось долго стоять во дворе и прощаться с каждым, благодаря за то, что они
