Но вот наконец поток уезжающих иссяк – и мы вернулись в замок. Молча, бок о бок, прошли до общих покоев. И как-то странно стало от этого на душе, закололо мелко и непривычно непрошеным волнением. Спохватились мы, только когда остановились у двери.
– Вы можете идти к себе, – буркнул Хилберт, отворачиваясь и явно намереваясь направиться в свою комнату.
– Как скажете. – Я пожала плечами нарочито безразлично.
Похоже, вчерашняя ночь и правда была первой и последней совместной в нашей супружеской жизни. Что ж, ну и отлично. Так моя совесть со временем успокоится, и я перестану считать себя изменницей, а эта близость будет всего лишь вынужденной мерой.
И мы разошлись в разные стороны.
Чуть позже я снова отправилась в библиотеку, чтобы на сей раз побольше узнать о Пустынном Храме и ритуале, что ждал меня там, – и теперь моё любопытство не вызвало у хранителя никаких вопросов: он прекрасно знал, что мне предстоит дальше.
Оказалось, Храм построили на том месте, когда полоса Пустоши ещё не придвинулась вплотную к стене гор. В нём с самых давних пор проводились ритуалы по соединению Ключей со Стражами. Но потом пришлось отступать в глубь земель, прятаться за щитом скал и строить в самом уязвимом месте Волнпик. Храм остался на месте. А к ритуалу соединения добавилось ещё и немалое испытание: дойти до стен обители вдвоём.
Она стояла не так уж далеко от замка, но и этот путь был опасен: ведь не знаешь, когда именно твари решат напасть. Как описывали летописи, очень редко случалось, что пара не возвращалась из Пустоши. Всего с десяток раз за полторы сотни лет. Правда, меня это мало успокаивало. Не то чтобы я не доверяла Хилберту, а всё равно опасалась, что он может выкинуть что-то неожиданное. Вдруг снова начнётся его приступ?
От мысли об этом внутри болезненно сжалось. Жаль, он до сих пор не захотел рассказать мне о том, что с ним творится. Но последняя встреча с антреманном напомнила: это и правильно. Пусть лучше молчит, а я сама попытаюсь разобраться в его самочувствии. Может, ритуал в Храме поможет? Отчего-то хотелось облегчить его жизнь хотя бы в этом.
Я засиделась в библиотеке допоздна, едва не пропустила ужин. Но Хилберта на нём не оказалось, а Дине отказалась рассказывать, почему он не пришёл, хоть явно знала. Смутная тревога забилась в сердце, заставляя по дороге до своей комнаты то решать не вмешиваться в дела невольного супруга, то немедленно пойти и вызнать, в чём дело. Я даже несколько раз останавливалась на лестнице и поворачивала было назад, но заставляла себя одуматься. Это его жизнь, отдельная от моей, хоть волею случая мы оказались связаны узами. Он сам так решил и обозначил мне границы достаточно чётко. Не нужно пока лезть туда, куда меня не просят: и так вляпалась по самое не могу. Касаться стоит только того, что в моих интересах.
Я тихо бормотала себе под нос уговоры, как мантру, пока не добралась до своих покоев. А ночью, едва уснув, вдруг пробудилась от гула в ушах. Накрыла голову подушкой, но он не унимался. И только через несколько мгновений жгучего негодования осознала, что это не просто посторонний шум. Я снова слышу зов – и от него никуда не спрячешься. Но почему-то казалось, что зовут не меня.
Нет, конечно, я не думала, будто Пустошь может обращаться к кому-то конкретно, а уж тем более по имени, но звук сотен и сотен голосов, которые сливались в один, проходил по краю моего сознания. Я слышала, но не подчинялась. И даже не нужно было бороться, чтобы это делать. Может быть, просто научилась владеть собой лучше? Но он явственно мешал, раздражал, давил на нервы – и уже от этого становилось жутковато.
Я чувствовала себя собакой, что мечется по клетке под действием инфразвука, который не может уловить человеческий слух. Когда меня начало ощутимо тошнить, я не выдержала и встала. На ходу накидывая халат, вышла из комнаты. Постучалась к Дине, но та не открыла и не отозвалась – не настаивать же, не ломиться. Потому я, мгновение поразмыслив, отправилась к Хилберту. Да пусть посмеётся надо мной, пусть разозлится и отчитает, но казалось, что рядом с ним сейчас мне будет спокойнее. Рядом хоть с кем-то, кого я знаю дольше всего здесь.
Только чем ближе я подходила к его комнате, тем громче становился зов в голове. А затем взвыл, как остановилась у двери, уже зажимая уши ладонями, словно это могло помочь. Меня явственно давило к полу, будто некая сила хотела размазать по этим камням, не оставив ничего целого.
– Хилберт. – Я постучала одной рукой, почти поскреблась – до того плохо мне стало. – Хилберт, прошу…
Я звала его то громче, то тише, дёргала запертую дверь, не веря в то, что он не откроет. Наверное, я кричала даже, уже оседая на холодные камни. И вдруг кто-то подхватил меня под локоть, поднимая с пола. Я повернулась, почти ничего не соображая: Алдрик смотрел на меня сверху вниз и что-то говорил, но ни единого слова нельзя было разобрать. За его спиной, кутаясь в огромную вязаную шаль, топталась Дине. Она боязливо выглядывала из-за его плеча и всхлипывала, то и дело вытирая слёзы, блестевшие на ресницах.
Так и не добившись ничего вразумительного, Алдрик отпустил меня и сам дёрнул дверь в комнату Хилберта. Позвал его, кажется, раз и другой, а затем махнул рукой в сторону лестницы.
– Принесите другой ключ, мейси. Я не выбью, – обратился к Дине. Я едва расслышала его слова.
Девушка тут же умчалась, а Страж вперился в меня. Я еле-еле держалась на ногах, прислонившись плечом к стене, и смотрела на него в ответ.
– Это он слышит зов, да? – спросила, едва узнавая свой собственный голос.
Алдрик помедлил немного и кивнул.
– А вы слышите вместе с ним. Вы его Ключ. Проклятье…
Смутно всплыл в голове рассказ Дине о том, что каждому Стражу предназначен божественной волей один Ключ. Могут быть и другие, но если удаётся в жизни повстречать тот самый – это очень большая удача. Именно он даст Стражу наибольшую силу. Некоторые проживали до старости, так и не увидев его, не познав.
