Если Дашу в ее боевом состоянии можно назвать Снежной королевой, то княгиня Голицына считала себя не менее чем богиней. Причем «божество» получилось заносчивым и брезгливым. Обе великосветские львицы были примерно одинакового возраста, но видно, что за собой княгиня Голицына ухаживает тщательнее. Она явно знала, что красота — это ее самое мощное и, возможно, единственное оружие.
Неприятная дамочка, но нужно держать лицо и хотя бы изобразить вежливость.
— Дорогая моя, я уже беспокоилась, что вы не придете! — воскликнула княгиня. — Слышала, у вас столько забот и проблем.
Близко друг к другу соперницы не подходили — то ли так было принято, то ли они боялись, что могут не сдержаться и сойтись в кошачьей драке с тасканием друг друга за волосы.
— Ни за что не пропустила бы возможности оказаться в столь изысканном обществе, — не осталась в долгу Даша.
В ее словах точно был какой-то намек, но его смысл остался для меня загадкой.
Пока соперницы обменивались колкостями, я рассматривал свиту княгини. Она состояла из трех юношей и двух дам чуть постарше. Также рядом с хозяйкой дома стояло совсем юное создание лет четырнадцати. Похоже, главная проблема этой девочки в том, что она выглядит немного симпатичнее тети и намного свежее. В глаза бросалась попытка скрыть эти «недостатки» странноватой прической и невзрачным платьем, но все эти потуги оказались тщетны. Девушка и сама старалась выглядеть скромницей и серой мишкой, но быстрые взгляды по сторонам и поджимание губ при особо неуклюжих выпадах тетушки выдавали не самый простой характер подростка.
От наблюдений за именинницей меня оторвала княгиня, которая явно начала проигрывать перепалку с Дарьей:
— Дорогая, вы не представили своего спутника.
— Ах, простите! — с милой улыбкой сказала Даша. — Позвольте рекомендовать вам Игната Дормидонтовича Силаева. Он служит видоком в Топинске.
Отсутствие в первом предложении титула отразилось на лице княгини брезгливой гримасой, а вот моя должность определенно вызвала ее интерес.
— О, должно быть, вы много повидали в таком чудесном месте, господин Силаев.
Ага, а вот и намек на всего лишь личное дворянство, но если она хотела меня смутить таким пустяком, то пролетела мимо.
— Было дело, ваше сиятельство. Такая уж у меня работа.
— Конечно, и она наверняка очень опасна. Я уверена, вам не привыкать к близкому общению со всякими тварями и монстрами.
Так вот чем был вызван ее интерес ко мне — княгиня всего лишь готовила основу для очередного выпада в сторону соперницы.
Я не смог сдержаться и, как все присутствующие, посмотрел на Дашу.
Кикимору мне в тещи! Похоже, статус стриги — это ахиллесова пята моей подруги. Даша ничего не ответила, но было видно, что она до скрежета сжала челюсти.
Ну и ладно, я честно старался вести себя культурно. Да и вообще не понимаю тех, кто, уповая на защиту законов, традиций и общественных устоев, позволяет себе бесить действительно опасных людей. А если у Даши сейчас сорвет крышу? Одно движение защелкой ошейника — и слугам придется долго оттирать кровь со стен и паркетного пола.
— Кого вы имеете в виду, упоминая монстров, ваше сиятельство?
— Ну, всяких там нелюдей, только притворяющихся людьми, — невинно захлопала ресничками княгиня.
— Ваше сиятельство, по долгу службы я вынужден был не раз освидетельствовать различные убийства и могу с уверенностью сказать, что самый страшный монстр на свете — это именно человек. Повадки, как вы выразились, нелюдей по сути звериные и движимы либо яростью, либо голодом. Человек же зачастую убивает для своего удовольствия и делает это очень изобретательно и с наслаждением, — вещал я с видом лектора, чем сразу заинтересовал всех присутствующих. — Я мог бы рассказать вам, что делают со своими жертвами самые обычные люди, но не смею омрачать этими ужасами столь светлый праздник.
Легкий поклон и улыбка в сторону именинницы заставили девочку залиться румянцем.
Ну что же, ловись, рыбка, большая и маленькая. У мужчин самое слабое место — это тщеславие, а вот у женщин — любопытство.
— Не беспокойтесь, господин видок, — заинтересованно сказала княгиня, — столица наполнена всякими ужасами и жуткими происшествиями. Так что можете смело развлечь нас самой страшной из своих историй.
— Но без подробностей, — честно попытался я вразумить княгиню.
— Именно что с подробностями, — фыркнула та.
— Только не при ребенке, — упрямо мотнул я головой, делая вид, что ради желания княгини переступаю через собственные принципы.
— Анна, оставь нас, — жестко приказала княгиня.
Именинница немного обиженно посмотрела на меня и отошла к банкетному столу.
— Итак, господин видок, чем же эдаким вы можете нас удивить?
— Могу рассказать об одном мастеровом, который работал на паровой пилораме. — Заметив брезгливо поджатые губы княгини, я лишь внутренне усмехнулся. — Сей мужик слыл спокойным малым. Жил тихой семейной жизнью, да вот беда — жена-то у него была молода и красива, а сам он и лет уже немалых, да и статью не особо вышел. Как вообще образовался столь странный союз, я не знаю, но добром все это кончиться попросту не могло. Стал мастеровой ревновать жену к каждому телеграфному столбу и, по слухам, совсем не без причины. А злость — она такая штука, что постепенно копится в душе черным пятном и может из человека сделать настоящего монстра. Итог сей трагической истории я видел воочию. Не нашел однажды мужик своей супруги в их тихом семейном гнездышке и решил заглянуть к соседу, а там все как в книгах Руководова.
— Вы читаете подобную литературу? — перебила меня княгиня с таким видом, будто общалась с внезапно заговорившим боровом.
— Я вообще много читаю и для общего развития поинтересовался творчеством столь известного среди дам писателя. Но давайте вернемся к нашей истории. Обычно ревнивцы, даже потеряв от ярости рассудок, убивают своих жертв и тут же раскаиваются, но этот был не таким. Он больше часа резал тело любовника на части, перед этим приколотив неверную супругу гвоздями к стене, дабы она могла все видеть. И пол, и стены небольшой комнаты были залиты кровью. Нож убийцы с чавканьем и скрежетом по кости разделывал суставы уже мертвого человека. И все это только для того, чтобы еще одним куском окровавленной плоти, поднесенным к лицу жены, заставить ее раскаяться в измене. — Говорил я тихо, чтобы не услышала именинница, а в итоге получался зловещий полушепот.
Клянусь, мой жест рукой, как бы иллюстрировавший подношение обезумевшего мужа неверной жене, был совершенно непроизвольным, но именно это и добило аудиторию.
Одна из сопровождавших княгиню дам хлопнулась в обморок, хорошо хоть стоявший рядом юноша успел ее подхватить. Вторая дама из свиты осталась на ногах, но она еще в начале моего повествования успела зажмуриться и закрыть уши ладонями. А вот княгиня хоть и побледнела, но все еще с
