— Ну, местный криминалитет мы за эти дни капитально подчистили, — следователь поставил точку в протоколе допроса и поднял на меня глаза, — так что в ближайшее время ей вряд ли будет что-либо грозить.
— Свято место пусто не бывает. Я хочу ее отсюда увезти.
— Правильное решение. А теперь, если можно, без протокола. — Всеволод Андреевич отложил ручку в сторону. — С какого перепугу вы набросились на нашего сотрудника?
— Психанул, — честно признался я. — За Варьку свою испугался и за девчонку ту, что с вашим капитаном пришла. Ну, Варя-то по своей воле во все это ввязалась, а Галина тут при чем? Я же, когда в ментальной связке с Варварой был, через нее все про этого капитана прочувствовал. Он запросто мог оставить ее в Москве, настоять, уговорить, но он вместо этого сюда ее притащил и чуть под пулю не подставил. Экспертиза ведь что показала? Что, если бы она, как и моя невеста, не увернулась, пуля бы точно ей под сердце вошла. Вот я и взбесился.
— И после этого пошли лично снайперу морду бить?
— Ему ее уже кто-то без меня набил.
— А потом куда вы делись?
— Куда глаза глядят пошел. Успокоиться пытался.
— И успокоились уже возле офиса компании «Инвестстрой» именно в тот момент, когда его главу прикончил Чистильщик. Только не вздумайте это отрицать. Камеры видеонаблюдения вас там засекли.
— Они засекли, как я в него стрелял?
— Нет. Они засекли, как майор Коростылев вас оттуда забирал.
— Хвала аллаху, что вы меня хотя бы за Чистильщика не приняли.
— Когда Чистильщик совершил свое первое убийство, вам… — Пушкарев взял со стола лежащий на нем паспорт, взглянул на дату рождения, — было от силы одиннадцать лет. Теоретически это возможно, практически нет.
— А на нет и суда нет, — радостно сказал я.
— Вот с этим не поспоришь, — согласился следователь, кинул на стол паспорт и пододвинул ко мне протокол допроса. — Напишите: «С моих слов записано верно» и распишитесь.
Бэмс! Эта простая просьба шарахнула мне по мозгам, и я поспешил заморозить время, чтобы привести их в порядок. Я, кажется, опять вляпался. Три листка исписанной бумаги, и на каждом листочке должна была стоять моя подпись. Подпись Пыжикова Алексея Васильевича тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года рождения. Подпись, которая должна была в точности совпадать с размашистым росчерком настоящего владельца паспорта, и к этому я был совершенно не готов. Ну не пришла почему-то раньше в голову идея потренироваться. Все больше с Варькой всякими глупостями занимались, вместо того чтоб подготовиться к таким вот моментам. И вот теперь я сидел как дурак в кабинете следователя Осоченского управления ФСБ Всеволода Андреевича Пушкарева и тупо пялился на бумаги, которые должен завизировать. Вот блин Клинтон! Так, и что мне теперь делать? Я кинул взгляд на паспорт, на протокол допроса, затем на окно, за которым ярко светилось июльское солнышко, и в голове забрезжила идея. Невольно вспомнились студенческие годы, начертательная геометрия, от которой я, косорукий, чуть не волком выл (во всем, что касалось черчения и рисования, я был полная бездарь), и старый, испытанный способ обдурить преподавателя, способ, который в те времена меня всегда спасал. Лампа под стеклом, на стекле образец, стыренный у девчонок с соседнего потока, которым досталось такое же задание, а сверху чистый ватман. Так, теперь главное зафиксировать свое положение в пространстве, чтоб следак, после того как я отпущу время, ничего не заметил.
Это была очень трудная, я бы даже сказал — ювелирная работа. Вывернуть чуть не наизнанку паспорт, чтоб листок с подписью оказался прижатым к оконному стеклу, поверх него бланк протокола и потом самое главное — копирование подписи. Даже не самой подписи, а характерных вмятин на листе, так как на такой скорости паста отказывалась прилипать к бумаге. Как говорится, плавали, знаем. И я это сделал, умудрившись не порвать ни паспорт, ни бумагу! Да, опыт не пропьешь. Ручки-то помнят! Вернувшись к столу, я аккуратно положил на место паспорт, бланки протокола, ручку, сел на стул, зафиксировал прежнюю позу, разморозил время и подтянул к себе бланки. Свет из окна падал под углом, рельефно подчеркивая следы подписи, которую я был должен повторить, что я и сделал, от усердия высунув язык.
— Впервые вижу, чтобы так забавно подписывались, — хмыкнул следователь.
— А что такое?
— Вы так медленно водите по бумаге ручкой…
— Я очень старательный.
— Это заметно. Кстати, забыли написать «с моих слов записано верно».
— Тьфу! Сейчас добавлю.
Господи, ну за что мне все это? Если кому-нибудь придет в голову сравнить мой почерк с каракулями на столе (какого черта мы их сразу не уничтожили?), мне трындец. Впрочем, если некоторые прописные буквы заменить подобием печатных… я опять высунул от усердия язык и начал старательно, вычерчивая каждую буковку, писать.
— У вас какое образование?
— Два класса и коридор, — сердито буркнул я, пододвигая к нему подписанные бумаги.
— Это заметно, — кивнул следователь. — Как курица лапой. Словно первоклассник писал.
— Вы мне льстите. До этого уровня мне еще расти и расти.
— Ну что ж, Алексей Васильевич, благодарю за содействие органам. Вы свободны.
— До свидания. — Я выскочил на улицу и с облегчением вздохнул полной грудью. — Темницы рухнут, и свобода нас примет радостно у входа.
Ожидавшая меня на лавочке Варвара наскочила сзади, чмокнула куда-то в щеку в районе уха и потащила за собой.
— Пошли, узник, нас на даче дядя ждет.
— А где у нас дача?
— У нас нигде, а у дяди за городом.
После зачистки Осоченска от криминалитета и публичного признания Варвары, что из-за совершенного на нее покушения она испытала шок и утратила все свои способности, ей было разрешено гулять, правда, пока что под моим присмотром. Но она и это правило умудрялась нарушать. Вот как сегодня. Потащилась со мной на допрос и почти час просидела
