Я поворачиваюсь, собираясь попросить Роберта сделать несколько снимков, но тот уже поднял камеру. Щелкает ею несколько раз и показывает мне большой палец.
Мы уже успели немного поснимать в церкви на видео и прилично пофотографировать тоже – даже обнаружили кое-что интересное, упущенное при первом ее посещении, – и это заняло меньше времени, чем я думала. Я уже чуточку остыла после разговора с Эмми, но он по-прежнему не выходит у меня из головы. Как бы эффективно мы ни трудились сегодня, у нас уже потеряно двадцать процентов запланированного времени. Надо четко расставить приоритеты. Может, придется отказаться от одной из сцен на металлургическом заводе. Фотографии оттуда не столь эффектны, как сделанные в школе или церкви, да и, честно говоря, экономические аспекты этой истории не столь интересны, как ее чувственная сторона. Мать. Ребенок. Пастор.
В любом случае мы находимся здесь с целью сделать фильм. Наша задача – показать, почему мы должны получить деньги и поддержку для его производства, заставить фонды и Институт кино дать нам гранты. Привлечь как можно большее внимание пользователей Интернета, чтобы они дружно захотели познакомиться с окончательным продуктом. Пока нам необходимо возбудить интерес, а не утолить жажду. Поднять вопросы, а не давать ответы. Не считая сегодняшнего, у нас остается на это только два дня, фактически ничего. Как быстро летит время! Но у меня все равно появилась надежда, что мы всё успеем, – пусть даже я боюсь признаться себе в этом.
Еще два дня. Два дня мне надо будет делать все возможное, чтобы Туне не очень страдала от боли, и не спускать глаз с Эмми. У нас есть два дня на сбор материала, который, надо надеяться, окажется настолько привлекательным, что мы сумеем найти кого-то, кто сможет занять место моей бывшей подруги в проекте. Одного или нескольких.
Я смогу пережить оставшиеся дни. Мы все в состоянии сделать это.
При виде аккуратного домика, который сейчас вырастает передо мной, у меня резко подскакивает пульс, пусть этот домик почти ничем не отличается от прочих, стоящих по соседству. Я дважды проверила его положение по карте, найденной мною в старом атласе Лапландии. На ней все названия написаны с завитушками, крайне неразборчивым шрифтом, и пропорции, похоже, слегка искажены (река выглядит длиннее, чем она есть на самом деле, а площадь смещена дальше на восток), однако маленький прямоугольник, помеченный как «Дом священника», судя по всему, указан правильно.
– По-моему, мы на месте, – говорю я и останавливаюсь.
Жилище пастора покрашено в желтый цвет и имеет маленькую веранду. Входная дверь закрыта, и небольшая лестница, поднимающаяся к ней, выглядит прогнившей насквозь. Я стою и таращусь на нее.
– Я займусь ею, – говорит Макс. Он подходит к ней и ставит ногу на нижнюю ступеньку.
– Нет, подожди… – только и успеваю сказать, как он проваливается с удивленным криком.
Я кладу руку на его плечо.
– Все нормально? – спрашиваю.
– Будь осторожен, – вмешивается Роберт, когда Макс вытаскивает ногу из дыры в доске.
– Нельзя идти посередине лестницы, – говорю я хриплым от волнения голосом. – Там она наиболее непрочная. С тобой все нормально?
– Да, просто замечательно, – отвечает Макс и пытается рассмеяться, задирая брючину и обнажая худую белую голень. Она, похоже, не пострадала.
Я с облегчением перевожу дыхание и хлопаю его по плечу.
– Не пугай меня так.
Обхожу его, осторожно ставлю ногу на ступеньку, находящуюся над сломавшейся, и медленно делаю шаг. Вперед и вверх, вдоль перил. Лестница скрипит, но выдерживает меня.
Я не жду других, а прикасаюсь к дверной ручке. Отлитая из бронзы, она старинная и красивая. Дом не особенно большой, но сразу видно, что в нем жил явно не самый простой человек.
Поднимаю на лицо маску – она теплая и сырая – и пытаюсь открыть дверь. Та сопротивляется немного, но потом поддается.
За своей спиной я слышу щелчки камеры Роберта. Шагаю в прихожую. В ней на удивление высокий потолок, и на нем висит светильник, сильно напоминающий хрустальную люстру. Как по команде, Роберт поворачивает на крошечную кухню, а мы с Максом идем через маленькую дверь, расположенную прямо напротив входа. Это спальня, запущенная и немного холодная. В ней нет ничего, кроме кровати с грубым, испачканным желтыми пятнами одеялом и большого платяного шкафа. Никаких занавесок вокруг покосившейся оконной рамы. Опустившись на колени и заглянув под кровать, я вижу там две пустые коричневые стеклянные бутылки.
– Они, скорее всего, остались от Эйнара, – говорю я и фотографирую их.
– Эйнара? – переспрашивает Макс.
Я поднимаюсь, отряхиваю колени и объясняю:
– Того, кто был пастором до Матиаса. Мне не удалось найти никаких его следов после Сильверщерна. Очевидно, он исчез вместе с другими.
Мы возвращаемся в прихожую, там нас встречает Роберт. Я спрашиваю его:
– Нашел что-нибудь интересное?
Он качает головой.
– Там довольно холодно… Что в спальне?
– Пусто, – сообщаю я. – Нам стоит здесь на что-то тратить время? С точки зрения чисто операторской работы?
– Пожалуй, позднее, – отвечает Роберт. – Этот дом может стать прекрасным фоном в фильме. Хорошей дополнительной деталью. Но я не думаю, что подобное пригодится в качестве предварительного материала.
– Да, – соглашаюсь я с облегчением, поскольку мое собственное мнение подтвердилось. – Мне надо связаться с остальными. Мы вполне можем пообедать пораньше и внести коррективы в наш график.
Снимаю рацию с пояса и подношу ее к губам.
– Это Алис. Эмми, ты где?
Мне слышно, как мои собственные слова эхом отдаются в рации в кармане Роберта. Я отпускаю тангенту и жду, но ничего не происходит.
– Эмми, – повторяю я. – Здесь Алис. Ты меня слышишь?
Ничего.
– Эмми! – вызываю я опять.
– Может, все дело в стенах? – говорит Роберт и, щурясь, смотрит на них. – Похоже, здесь, внутри, связь не работает. Только между нами тремя. Сигнал, типа, не выходит наружу. Такое порой случается.
Я киваю – да, наверное, подобное вполне возможно. Но в душу уже закрадывается беспокойство.
Мы идем назад к входной двери. Едва выйдя на веранду, я снова пытаюсь вызвать Эмми.
– Эмми. Алло. Ты меня слышишь?
Ничего, кроме слабого мелодичного шума в эфире.
Переведя дыхание, спрашиваю Роберта:
– Может, она где-то оставила рацию?
У меня еще теплится надежда, что сейчас он пожмет плечами и скажет своим спокойным тягучим голосом, что причины для волнений нет; но куда там… Морща лоб, Роберт лезет в карман за собственной рацией.
– Эмми, – говорит он в микрофон, и через полсекунды я слышу это в своем динамике.
– Попробую вызвать Туне, – говорю, нажимая тангенту. – Туне? Здесь Алис. Мы пытаемся вызвать Эмми; она с тобой?
Уже произнося это, я понимаю, что ситуация выглядит странно. По идее, Туне должна была ответить раньше. Да и Эмми – если она
