Когда я закрываю глаза, жаркое апрельское солнце ощутимо обжигает мои веки.
Роберт кладет руку мне на плечо; я стряхиваю ее и качаю головой.
– Нет.
– Она не имела в виду ничего плохого, – говорит Роберт.
Я открываю глаза.
– Что?
– Ты права, – продолжает он тихо. Я слышу нотки сомнения в его голосе. – Мы разговаривали об этом. Я и Эмми. Она сильно сомневалась, что ты станешь ее слушать.
Он выглядит таким искренним, таким честным… что я не знаю, можно ли верить ему. Подобное лицо люди обычно делают, пытаясь добиться чьего-то доверия. Но далеко не всегда они правдивы…
Не отвечая, я гляжу вдаль и кричу:
– Туне! Туне, ты слышишь меня? Это Алис! ТУНЕ!
В ответ ни звука. Ничего, кроме шума моего собственного порывистого дыхания и ветра, со свистом прогуливающегося сквозь разбитые окна.
Не могу стоять на месте. Окидываю улицу взглядом, провожу пальцами по волосам и направляюсь назад к перекрестку. Когда солнце начинает бить мне в глаза, я приставляю ко лбу ладонь козырьком, останавливаюсь и щурюсь, смотря вдоль другой улицы.
Меня окружает тишина.
А потом все вокруг словно замораживается, останавливается на мгновение. Происходящее расщепляется на множество коротких временных отрезков, каждому из которых соответствует одна картинка, а вместе они составляют короткий фильм. На первой я стою. На второй поднимаю руки к ушам. На следующей, приседая на корточки, как можно ниже пригибаюсь к земле. Далее резко зажмуриваюсь. Пытаюсь защитить органы чувств от резко нарастающего страшного грохота, прокатившегося над городом.
Это взрыв. И прогремел он в районе городской площади.
Сейчас
Сначала я чувствую запах и только потом вижу дым.
Он черными клубами поднимается над городом и, повинуясь ветру, ползет в нашу сторону; я бегу ему навстречу, и он заставляет меня кашлять, попадая в легкие. Я в довольно хорошей форме, но все равно уже успела запыхаться и начинаю отставать, а Роберт меня не ждет. Сейчас он меньше всего думает обо мне, Туне или о себе самом. Он бежит к Эмми.
Я делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь восстановить дыхание, кашляю в ладонь и устремляюсь вдогонку за ним.
Зрелище, представшее перед нами, напоминает кадры из фильмов о войне. Закоптелые, обгорелые останки одного из автофургонов разбросаны по всей площади. Наши вещи все еще горят, и именно от них валит этот черный дым. Второй фургон взрывом отбросило в сторону, и он лежит на боку. Его белый корпус сплошь покрыт черными пятнами сажи, а колеса оплавились от жара.
«Вольво» Макса швырнуло в стену ратуши. Его синий кузов жутко искорежен, будто неведомый великан сжал автомобиль в своей могучей руке.
Большинство росшего между булыжников вереска охвачено огнем; тонкие языки пламени быстро расправляются с ним и гаснут, больше не находя себе пищи.
У меня все еще звенит в ушах.
Я смотрю через площадь и вижу, как Макс и Эмми подбегают к ней с другой стороны и резко останавливаются. Конский хвост, ранее украшавший голову Эмми, растрепался, и рыжеватые от хны волосы в полном беспорядке. Даже среди всего этого хаоса я замечаю, как ее взгляд находит меня. Наши пожитки еще полыхают, но уже чернеют и превращаются в пепел. Почти невозможно различить, что чем было.
Над нами на васильковом небе по-прежнему ярко светит солнце.
– Эмми, – хрипло кричит Роберт; беспокойство за нее еще не уступило место чувству облегчения.
Я вижу, как Эмми берет Макса за руку и что-то говорит ему. Потом они начинают осторожно двигаться в нашу сторону, стараясь держаться ближе к зданиям и дальше от огня, по-прежнему бушующего вокруг.
Когда они оказываются рядом с нами, Роберт бросается вперед и с такой силой заключает Эмми в свои объятия, что, кажется, сейчас просто раздавит ее. Она обнимает его; ее глаза закрыты. Оба они молчат.
Это почему-то причиняет мне боль, и она становится лишь сильнее, когда Макс тоже заключает меня в объятия. Это кажется странным, каким-то неправильным, и я вырываюсь из его рук.
Эмми уже отпустила Роберта и смотрит на меня.
– Нам нельзя оставаться здесь, – говорит она. – Вторая машина тоже может взорваться.
– Что, черт возьми, происходит? – спрашиваю я, сама не представляя, обращаюсь ли к Эмми, к кому-то другому или к самому городу.
– Не знаю, – отвечает та. – Сперва нам надо перебраться в безопасное место. А потом уж подумаем над этим.
Она убирает волосы за уши и смотрит на Роберта; тот кивает.
Я слышу подозрительные звуки, доносящиеся из недр горящего автомобиля.
Мне неизвестно, из-за чего произошел взрыв. Я знаю только, что хочу убраться как можно дальше от пылающей груды металла, чтобы нас отделяли от нее несколько рядов домов. Я слышала где-то, что опаснее всего не огонь, а взрывная волна – именно она превращает внутренние органы в труху.
Но мне сейчас некогда думать об этом.
Эмми начинает бежать, и я бросаюсь за ней.
Эльза
– Эльза! – звучит голос Дагни у нее за спиной. Она колеблется и в какой-то момент даже собирается сделать вид, что не услышала ее, но в конечном итоге любопытство берет верх, и она поворачивается.
Дагни, как обычно, одета чересчур броско для обычной прогулки по их захолустью; на ней узкая юбка и эффектная брошь у горла. Темная помада немного залезла за уголок рта. В молодости она считалась первой красавицей городка и, конечно, до сих пор еще очень фасонистая, но годы наложили свой отпечаток и на нее. У них с мужем нет детей, и, насколько понимает Эльза, вовсе не из-за отсутствия желания иметь их. Такая беда тоже не проходит бесследно, наверняка отражаясь на внешности, – и, возможно, именно поэтому Дагни сегодня выглядит как красивая ваза из хрупкого фарфора.
– Добрый день, – говорит Эльза, когда та догоняет ее. – Как дела?
Дагни делает жест рукой в направлении холодного серого неба. Оно скорее февральское, чем июньское.
– Ну, ты же видишь, погода просто ужасная, – отвечает она таким тоном, словно данная проблема касается не всего города, а в первую очередь ее лично. – А как ты сама?
Эльза не знает, что сказать на это. Не рассказывать же, что младшая дочь отказывается разговаривать с ней, муж пьет, а старшая девочка находится на расстоянии в тысячу километров и лежит в постели, мучимая токсикозом, но она не может поехать и помочь ей, поскольку не осмеливается оставить свою подопечную одну даже на пару дней. Поэтому Эльза немного медлит с ответом.
– Хорошо, – говорит она наконец. – Просто хорошо.
– Ты не видела собаку Аксельссонов? – спрашивает Дагни. У Эльзы возникает опасение, что ей не отделаться от нежданной компании до
