Глава 4. Ближе к классике
– Марин, ты? – донеслось из зарослей акации.
– Соня? – Марина в ужасе оттолкнула Алексея. Хорошо, не матушка!
– Я, я – выбираясь из кустов, отряхивалась девушка в небесно-голубом плаще, с любопытством поглядывая на мужчину рядом с подругой.
– Это Алексей, а это Соня, – представила их Марина и совсем успокоилась. Соня – человек! Сколько книжек про-читано, историй рассказано! Но главное – тайны сердечные. Правда, у Марины их не было, зато у Сони хоть отбавляй. Она хоть и младше, но уже сложившаяся маленькая женщи-на с заметными формами, хорошеньким личиком и каким-никаким личным опытом. Не одна сказка рухнула, не одна драма пережита. И ведет себя Соня по-женски, на юношей без лишних сантиментов смотрит, повадки их знает. Не то что Марина.
– Честь имею, – озорно прищелкнул пятками Алексей.
– Хорошо, если имеете... – строго оглядела его Соня. – А вам, Алеша, сколько лет?
Марина смутилась: и «Алешей» бы не смогла, и про возраст неудобно, а у Сони – запросто.
– Двадцать семь.
– Круто. Как у классика! – со значением кивнула Соня. Надо ж! Буквально на днях из интереса считали, сколько было Онегину, сколько Татьяне Лариной. – А как у классика? – поинтересовался Алексей.
– Она лучше знает, – указала Соня на притихшую подругу.
– Ну, Онегину было двадцать шесть... – недовольно протянула Марина (слишком на экзамен похоже станови-лось) и тут же уточнила, – ...Двадцать шесть, а не двадцать семь!
– А Татьяне? – творчество Пушкина мало интересова-ло Алексея, школьная программа давно забылась, а вот про-верить интуицию всегда интересно. – Татьяне сколько было?
– По хронологии романа около пятнадцати полу-чается, а сам Пушкин писал Вяземскому, что ей семнад-цать, – ответила Марина заученно и тоскливо.
– Как тебе? Ну, примерно?..
Марина кивнула.
– Ты ж моя хорошая! – обрадовался Алексей неиз-вестно чему и как-то по-родственному чмокнул Марину в макушку.
– Так вы давно... знакомы? – озадачилась Соня. – Марина мне не рассказывала.
– Мы хорошо знакомы, – ответил Алексей.
– Ну, это вряд ли... – усмехнулась Сонечка.
– ?
– Думали бы, прежде чем кофеи здесь распивать!
– А! Это ты что к экзаменам готовиться надо?..
– Причем тут экзамены?
Марина потемнела в лице: «причем» – это о матуш-ке. Соня считала Варвару Владимировну человеком жест-ким и недобрым и сейчас побаивалась за Марину, а зря. Варвара Владимировна просто честной была и от дочери того же требовала, да и Соню по-своему любила, привеча-ла как могла. Бывает, посмотрит на дочь, длинную, костля-вую, бледную и вялую, и только вздохнет: «Уродилась же... Вон Соня! И фигурка, и личико, и держится уверено, – все у нее будет, все получится. А ты? Смотреть не на что, жи-вешь тяжело, уныло... А еще говорят – яблоко от яблони...» Неприятно было Марине слышать такое, но что делать, коли правда горчит. Радуйся, что есть человек, который тебе эту правду без утаек выложит. И тут не ныть, тут бороться надо, дурную натуру свою ломать, а не шляться не пойми с кем! Стыд обжег сердце Марины:
– Ладно. Пора мне, – глухо, не поднимая глаз, про-изнесла она, отставляя пустой стаканчик. – Спасибо!
– Да уж! Лучше вам попрощаться, – кивнула Соня. – Я на шухере постою, а вы, давайте, заканчивайте миндаль-ничать, – и деликатно отойдя в сторону, отвернулась, чтоб не мешать.
Как прощаться-то? – Марина неуклюже выставила руку, то ли протягивая, то ли пряча ее. Алексей ласково по-гладил ее пальцы, ладошку, и чуть притянул к себе. Утешать и подбадривать он умел. К тому же робкое «да» уже прозву-чало, и сама девушка не противилась, – только краснела и старательно прятала взгляд.
– Мариш... – он осторожно приподнял ее подборо-док, взглянул в раскосые темные глаза (и сердце его снова екнуло), едва ощутимо поцеловал лоб, виски... прикос-нулся к мученически сжатым губам, и почти не отрываясь, помотал головой: не так... Губы Марины перекосились в по-добие улыбки и чуть расслабились. Алексей тихонько кив-нул, и девушка замерла, ужасаясь и столбенея. От страха и напряжения она не сразу почувствовала бархат его ласковых прикосновений, но – сначала неуклюже, через испуг и неопытность, потом все более проникаясь неведомым прежде трепетом, – отдалась ему всей своей перепуганной душой до яркого румянца на щеках, до шума в ушах, до слад-кого головокружения.
– Ребя-та!.. Закругляйтесь... – торопила Соня, строя подруге устрашающие гримасы.
Марина, пересиливая себя, оторвалась от Алексея, и сердце ее снова обожгло стыдом. Захотелось исчезнуть, пропасть, сгинуть, по меньше мере, сбежать, и она убежала бы, если бы он ни придержал за рукав:
– Номер я тебе записал. Позвони, слышишь?
– Постараюсь, – бросила Марина, вцепившись в плащ подруги, который должен был вывести ее из тени наваждения.
– Приятно было познакомиться! – попрощалась Со-ня с Алексеем, тоном обозначив окончание встречи, и де-вушки направились домой. А немного пройдя и помолчав для важности, Соня вынесла вердикт: Годится! И постар-ше, и приятный такой. А Варвара Владимировна знает? – Молчание. – Ты не бойся, я могила... – пыталась Соня разговорить подругу, но та будто не слышала.
Годится, не годится, какая разница? – фильм закон-чился, оставив на память ощущение бархата на губах... Марина даже чуть тронула их, пытаясь постигнуть волшеб-ство физической памяти, но тут же отдернула дрожащие пальцы, боясь разрушить солнечный привкус. Соня чуть заметно улыбнулась, – ее первые сказки были позади.
***
Конечно, никому звонить Марина не стала, записку с номером телефона выкинула, и даже с Соней об Алексее ни разу не вспоминала, – жила бледнеющими, двоящимися воспоминаниями. Один
