Машина Коула мчится по ручью, разбрызгивая воду, а затем автопилот останавливает джип рядом с нами и открывает задние двери. Леобен затаскивает Коула внутрь и, потянувшись ко мне, хватает за плечи, чтобы посадить на заднее сиденье. Там чище, чем в джипе Леобена, – вся одежда разложена по пакетам и нет залежей мусора, но все равно тесно из-за наших рюкзаков, одеял и нескольких коробок с документами, которые мы вытащили из лаборатории.
– В аптечке есть антидот для транквилизатора, который должен подействовать мгновенно, – говорит Леобен.
А затем хватает Коула за плечи и переворачивает так, чтобы тот лежал на боку.
– Они не отправятся за нами? – спрашиваю я, пока тянусь через Коула, чтобы достать рюкзак.
Покалывание в левой ноге превратилось в онемение, расползающееся по спине.
Леобен качает головой, а затем пролезает между сиденьями на водительское место.
– Если они умны, то не станут приближаться к джипу. Для одного квадрокоптера такая погоня слишком опасна. У нас может быть ракетная установка, или мы можем заманить их в ловушку. Скорее всего, они приземлятся и вызовут подкрепление или выпустят беспилотники. Я сомневаюсь, что они нас заметят под стаей голубей, но могут установить посты на дорогах. Давай просто не будем стоять на месте и посмотрим, получится ли у нас переиграть их.
Он прижимает руку к приборной панели, и стекла сразу темнеют, а задние двери захлопываются у меня за спиной. Мы разворачиваемся и въезжаем обратно на склон. Трясущимися руками я открываю рюкзак и достаю аптечку. Там в ряд стоят пузырьки с разными значками «Картакса». Раньше они для меня ничего не значили, но теперь, когда панель заработала благодаря модулю VR рядом с каждым из них, у меня перед глазами возникает текст. Миорелаксанты[3], антикоагулянты[4] мгновенного действия. Я достаю флакон, который подписан «АНТИДОТ ДЛЯ ТРАНКВИЛИЗАТОРА», и прижимаю колпачок с иглой к шее.
И уже через секунду чувствую, как он прожигает и пронзает мои клетки, препятствуя нарастающей волне онемения.
– Ты знаешь, куда его ранило? – оглянувшись, спрашивает Леобен.
– Нет.
Я выбрасываю пустой пузырек и поворачиваюсь к Коулу. Его глаза закрыты, дыхание поверхностное, а лицо побледнело и блестит от пота.
– Ты когда-нибудь видел его в таком состоянии?
Леобен кивает:
– Несколько раз. Некоторые из алгоритмов тайных агентов экспериментальные, и они не очень хорошо сочетаются с остальными модулями. Если мы переусердствуем, это приведет к сбою в системе. Вколи ему исцеляющую сыворотку, быстрее. Он плохо выглядит.
– Сейчас, – бормочу я и снова принимаюсь рыться в рюкзаке и вытаскиваю коробку со шприцами, наполненными исцеляющей сывороткой.
Она с шипением открывается, и меня обдает холодным воздухом. Осталось всего три. Сыворотка работает лучше, если ее ввести прямо в рану, поэтому мне придется найти это место на теле Коула, прежде чем вколоть ее ему.
– Коул, ты меня слышишь?
Я наклоняюсь к нему и осматриваю спину. А затем, поставив коробку со шприцами на пол, принимаюсь водить руками по телу в поисках припухлости или других намеков на осколки. Кожа на его спине все еще отливает серебром и кажется очень твердой из-за наносетки, которая активировалась после взрыва в лаборатории, когда его спину разорвало, но на ней ни следа новых ранений. Я обхватываю его лицо руками, стараясь не думать о том, каким слабым он сейчас выглядит.
– Коул, мне нужно, чтобы ты сказал, где болит.
Он лишь качает головой. Мы выезжаем на гравийную дорогу, он стонет от этого рывка, и его лицо бледнеет еще сильнее. От каждого толчка джипа его веки дрожат, а я все еще не нашла рану. Перекатив Коула на живот, я провожу рукой по его боку в поисках раны и замираю.
Из-под ребер торчит кусок металла.
– Черт, – выдыхаю я.
– Что там? – выворачивая руль, откликается Леобен.
Я хватаюсь за сиденья, чтобы не свалиться, а затем открываю рюкзак, пытаясь отыскать маленький генкит, которым пользовалась, но его там нет. Он остался в джипе Леобена.
Который разлетелся на тысячу маленьких кусочков.
– Черт, – снова говорю я.
– Я начинаю волноваться, кальмар.
– У него осколочное ранение, – объясняю я. – Не знаю, какой величины осколок застрял внутри, и у меня нет генкита.
Без генкита я могу лишь включать и отключать алгоритмы на панели Коула. Но не смогу установить что-то новое или, в случае необходимости, направить поток искусственно созданных нанитов, способных исцелить его. Панели созданы, чтобы взаимодействовать друг с другом. Но они не предназначены для установки обновлений и изменения других панелей. На них даже нельзя кодировать – у панелей нет возможности компилировать и проверять коды гентеха или оптимизировать их для уникальной ДНК человека. Для этого нужны генкиты.
Леобен влетает на склон и снова выезжает на дорогу.
– У тебя есть исцеляющая сыворотка?
– Да, но она не поможет, если у него внутри останется кусок металла.
Мы с Леобеном встречаемся взглядами в зеркале заднего вида.
– Ты можешь его вытащить?
– Я боюсь, что ему станет хуже.
– В полевых условиях медики выдергивают осколки, а потом вкалывают лекарство, – говорит он. – Исцеляющая сыворотка поставит его на ноги.
Я киваю, но сомнение все еще не отпускает. Исцеляющая сыворотка способна справиться с большинством ран, но это не означает, что люди бессмертны. Существуют код для насыщения крови кислородом на случай остановки сердца и код приоритета исцеления жизненно важных органов тела, но если мозг умрет – если искра жизни погаснет хоть на мгновение, – то никакое количество исцеляющей сыворотки и алгоритмов не гарантирует ее возвращение. Тело может исцелиться, сердце может начать биться вновь, но вы можете уже никогда не очнуться.
Я прижимаю пальцы к ране у ребер Коула. Его жизненные показатели низкие, а модули все еще не заработали, к тому же я не знаю, сколько энергии осталось у его панели. Он провел весь день на наблюдательном пункте под дождем, поэтому голоден и истощен. Если я выдерну этот осколок, то его тело исцелится быстрее, но и шансы, что он умрет, возрастут.
