Я внимательно всмотрелся в линии, состоящие каждая из двадцати семи точек. Они показались мне фрагментами белого шума, проникнутыми болью и судорогами умирающего живого существа. В них не было никакой закономерности.
Мы прошли следом за Гемовым к другой стороне платформы, покрытой вырезанными на бетоне надписями.
– Это люди, которые на протяжении тридцати лет жертвовали собой ради «Проекта 3141», которые погибли, работая в нечеловеческих условиях. Вот моя жена, она получила сильнейшую дозу облучения, следствием чего стало язвенное поражение наружных покровов тела, несчастная умерла в страшных мучениях. Эта же участь постигла еще многих. Вот мой сын. Он погиб во время последнего успешного испытания, в ходе которого была получена шаровая молния. Тридцать семь искусственных шаровых молний привели к гибели трех человек. Эта штука способна проникать сквозь все что угодно. Невозможно предсказать, где и когда она высвободит заключенную в ней энергию. Но мы не считали эти эксперименты чем-то опасным. Поскольку вероятность получения искусственной молнии была так мала, постепенно все забывали о мерах предосторожности. И когда шаровая молния все-таки возникала, это приводило к катастрофическим последствиям. Когда она появилась в последний раз, все те, кто находился в лаборатории, остались целы и невредимы, но молния прошла сквозь сплошную скалу и испепелила моего сына, работавшего в центре управления. Он был инженером-компьютерщиком.
Выключив фонарик, Гемов развернулся к зияющему мраку пещеры и тяжело вздохнул.
– Когда я вошел в центр управления, внешне все выглядело совершенно безмятежным: мягкое свечение ламп над головой, везде чистота и порядок. Все электронно-вычислительные машины продолжали нормально работать. Но только посреди белого антистатического коврика на полу стояли останки моего сына, сгоревшего практически дотла, похожие на спроецированную голограмму… И тогда я признал свое поражение. После тридцати лет борьбы с естественными или сверхъестественными силами я сдался. В то мгновение моя жизнь закончилась. И с тех самых пор я только существую.
* * *Когда мы снова поднялись на поверхность, снег прекратился. На западе над неровной линией тайги виднелось заходящее солнце, окрасившее сугробы в кроваво-красный цвет. Тяжелой поступью брел я обратно к самолету, чувствуя, что моей жизни настал конец.
Вернувшись домой к Гемову, мы втроем пьянствовали всю ночь напролет. За окном яростно завывала сибирская вьюга, а в печке один за другим превращались в пепел тома «Перестройки». Вокруг меня на стенах и потолке кружились несчетные шаровые молнии, все ускоряясь и ускоряясь, словно я оказался в центре вихря белых сияющих шаров.
– Дети мои, найдите себе какое-нибудь другое занятие, – заплетающимся языком произнес Гемов. – В мире очень много всего интересного, но живем мы всего один раз. Не тратьте напрасно свою жизнь на иллюзию.
Когда я наконец заснул на полу, подложив под голову стопку книг, мне снился вечер моего четырнадцатого дня рождения, маленькая комната и гроза за окном, я сидел в полном одиночестве перед праздничным тортом со свечами. Ни отца, ни матери, ни шаровой молнии. Они исчезли из моих снов.
Утром на следующий день Гемов отвез нас прямиком в аэропорт.
– Я понимаю, вы рассказали нам много такого, о чем не следовало бы говорить, – на прощание сказала ему Линь Юнь. – Но, пожалуйста, будьте спокойны, мы даем вам слово, что никому не разгласим…
Гемов махнул рукой, останавливая ее:
– Нет, майор. Я пригласил вас сюда как раз в надежде на то, что вы донесете это до всего мира. Я хочу, чтобы люди узнали, как в ту трагическую, романтическую эпоху группа комсомольцев отправилась в глухую сибирскую тайгу в погоне за призраком, и многие ради этого пожертвовали своей жизнью.
Мы крепко обнялись со слезами на глазах.
* * *Когда наш самолет поднялся в воздух, я откинулся в кресле и устало закрыл глаза. В голове у меня царила пустота. Мой сосед толкнул меня в плечо и спросил:
– Китаец?
Я кивнул, и он указал на экран в спинке впередистоящего кресла, словно удивляясь тому, что китаец не смотрит телевизор. Показывали выпуск новостей. Напряженность в мире нарастала, тучи войны сгущались. Однако я был настолько измучен, что мой онемевший мозг не мог воспринимать ничего, даже войну. Я повернулся к Линь Юнь, внимательно прильнувшей к экрану. Я позавидовал ей: шаровая молния составляла лишь часть ее жизни, поэтому эта потеря не стала для нее смертельным ударом. Вскоре я заснул, а когда проснулся, самолет уже заходил на посадку.
В Пекине нас встретил теплый весенний ветерок, и на какое-то время мысли о ситуации в мире отступили прочь. Снег и мороз Сибири уже казались чем-то бесконечно далеким, вселенной, существующей только во сне. Но, задумавшись, я осознал, что до сих пор вся моя жизнь была сном, от которого я только сейчас начинал пробуждаться.
На авеню Чанань только зажигались фонари. Мы с Линь Юнь молча переглянулись. Мы принадлежали к двум противоположным мирам, шли совершенно разными дорогами. Нас свела вместе шаровая молния, но теперь этой связи больше не было. Чжан Бинь, Чжэн Минь, Гемов… столько людей были принесены в жертву на этом алтаре, и еще одна – моя жизнь – ничего не значила. Я чувствовал, как холодная вода льется на пламя надежды в моем сердце, уже угасшее, превратившееся в холодный пепел. Прощай, моя прекрасная майор!
– Не сдавайся, – вдруг сказала Линь Юнь, глядя мне в глаза.
– Линь Юнь, я самый обыкновенный человек.
– Как и я. Но не сдавайся!
– До свидания.
Протянув руку, я в свете фонарей увидел, как в глазах у Линь Юнь блеснули слезы.
Грубо отпустив ее нежную, теплую руку, я резко развернулся и быстро ушел. Ни разу не оглянувшись.
Часть вторая
Глава 10
Вдохновение, почерпнутое от маяка
Явсеми силами старался приспособиться к новой жизни. Я увлекся компьютерными играми, стал ходить на футбол, занялся баскетболом, допоздна просиживал за игрой в карты. Все свои книги по специальности я вернул в библиотеку, вместе с несколькими коробками видеодисков. Я попробовал играть на бирже и начал подумывать о том, чтобы завести щенка. Привычка много пить, приобретенная в Сибири, осталась, и иногда я пьянствовал в одиночестве, а иногда вместе с разными приятелями, число которых быстро росло… Я даже задумался о том, чтобы жениться на хорошей девушке, хотя пока что у меня не было подходящих кандидаток. Я больше не таращился непонимающим взглядом на дифференциальные уравнения до двух часов ночи и не просиживал за компьютером по десять часов подряд в ожидании результата, который меня непременно разочарует. Если прежде время представляло для меня бесконечную ценность, теперь я не знал, чем его занять. Впервые я понял,
