— Но если демоны проникают в штреки, почему просто не засыпать выработку? Аэрха? — Ильдиар повернулся к бергару. Тот не слушал — великан пристально глядел в темноту одного из проходов, словно выискивая там кого-то. — Аэрха?
— Драгоценные керамические трубы, — только и сказал Рожденный в Полдень. — Они ни за что не завалят выработку из-за этих труб.
— Что еще за трубы? Зачем они?
— Увидишь, маленький белый человек. Ты вскоре все сам увидишь.
Долго удивляться паладину не дали. К колонне двинулись стражники и принялись разделять новоприбывших на группы. Каждому каторжнику при этом в руки всучивали по куску грязной ткани — те, кто был здесь прежде, без лишних вопросов обмотали себе голову, закрывая лицо и оставляя на виду лишь глаза. Ильдиар и его спутники поспешили сделать то же самое.
— Правила просты! — громко заговорил главный надсмотрщик, высокий худощавый асар в кольчуге и шлеме, на поясе у него висели кривая сабля и плеть. — Идете вниз и добываете породу. Доставляете ее сюда при помощи тачек.
Он вытянул руку, указывая на гору чего-то, походящего на желтый камень, сваленную в довольно просторном углублении в одной из стен. Двое рабов как раз набирали оттуда куски породы и складывали в здоровенную тачку. Наполнив тачку доверху, они покатили ее в темный тоннель, стены которого были выложены красным кирпичом.
— Две полные тачки — это одна норма, — продолжал надсмотрщик. — Сколько норм будет выработано за сутки, столько из вас вновь увидят солнце, остальные сгинут. Запоминать вас, падаль, никто не станет, поэтому за каждую доставленную тачку вам на руку наденут шнурок. Через ворота будут пропущены только те, у кого на запястье к вечеру будет два шнурка. Барабан возвестит об окончании работ.
Ильдиар пытался и слушать, и одновременно увидеть и запомнить как можно больше. Насколько он понял, это место было чем-то вроде промежуточного — узлового зала: сюда доставляют добытую породу, после чего ее отправляют дальше — то ли на переработку, то ли на доработку. Помимо тоннеля, по которому они пришли, в зале Дневной Нормы было еще пять проходов: выложенный кирпичом — туда увозили колотую породу, узкий проход, куда на скрипучем механизме отправляли мертвецов, и еще три тоннеля в дальней стене — вероятно, пути к самим выработкам. Стражников в зале Дневной Нормы было не менее четырех десятков. К ним присоединились и надсмотрщики с плетями из процессии. Всего в пещере было около шести десятков охраны — примерно на три сотни рабов.
Главный надсмотрщик тем временем продолжал:
— В каждом штреке есть кирки и прочий инструмент, при необходимости его также можно использовать, как оружие. Если придет нечисть — разбираетесь с ними сами, кирки из штреков не выносить, огня не зажигать, с пустыми руками не возвращаться! За ослушание — смерть! — Он указал на гору мертвых тел — их там было не менее трех-четырех десятков. — Лица не открывать — дышать через ткань, если не хотите так и остаться в выработке. И вот вам последний совет: поменьше искр. Пошли!
Ильдиар и его спутники исхитрились все попасть в одну группу и теперь спускались вниз по истоптанным камням, вместе с ними шли еще два десятка рабов, в том числе и неунывающий Аэрха. Надсмотрщиков больше не было рядом, они остались караулить наверху, и большинство узников принялись на все лады проклинать ненавистных стражников, визиря, демонов и собственную плачевную участь, продолжая, тем не менее, обреченно идти вперед. Некоторые рабы сняли с лиц ткань и гневно швырнули ее в знак протеста на землю.
— Они совсем не сторожат выработку? — удивился Ильдиар.
— А им и без надобности, — отозвался Аэрха. — Что мы здесь сделаем? Будем лениться? Так нас не выпустят. Здесь нечего есть, нет воды, воздух такой, что больше дня не выдержишь… Если даже мы, дети Народа Песка и Ночи, ничего не можем, то чего им опасаться от прочих?
— Но если сговориться с другими каторжниками?! — начал Ильдиар. — Никто ведь не караулит, никто не подслушивает! Нас много больше, чем их… Если объединить усилия…
Аэрха прервал его слова громким хохотом.
— А ты спроси кого-то из них, хотят ли они участвовать в бунте против стражи? Эй ты, безносый! — Бергар повернулся к бредущему чуть поодаль рабу весьма плачевного вида — на месте его носа в отвратительной ссохшейся ране зияли две прорези ноздрей. — Хочешь вырвать себе свободу?!
Каторжник дернулся от него прочь и завыл на одной ноте, а Рожденный в Полдень повернулся к Ильдиару — мол, все сам видишь.
Ильдиар нахмурился: никакой помощи от других рабов ждать не приходилось.
— А ты? — спросил он. — Ты, Аэрха? Я встречал бергаров в пустыне. Они казались мне лишенными страха и непокорными. Как так вышло, что ты оказался здесь?
Лицо бергара было не замотано — края повязки свисали с головы на грудь. Аэрха впервые не улыбался.
— Мой брат, — сказал он. — Он исчез в песчаной буре. Я отправился в сердце Пустыни, чтобы отыскать его, но меня схватили и привели сюда. Обезьяний Шейх сказал, что мой брат мертв, и мне нет смысла больше его искать. Он сказал, что если я поработаю на его шахтах пару оборотов солнца, он меня отпустит и даже наградит.
— Он тебе солгал.
— Как это? — удивился бергар. — Что такое «солгал»?
— Когда говорят не так, как есть. — Ильдиар не думал, что ему когда-то придется кому-то объяснять такие вещи. Огромный чернокожий великан был словно ребенок.
— А зачем кому-то говорить не так, как есть?
— Чтобы получить свою выгоду, — пояснил паладин.
— Я не понимаю.
— Ты видел того раба с языком, прибитым ко лбу? — спросил Ильдиар. — Он сказал страже, что нечисть ушла, но это было не так. Он боялся и не решился сунуться в выработку. Он солгал. Прямо, как визирь — Обезьяний Шейх.
— Обезьяний Шейх тоже боялся?
Ильдиар вздохнул:
— Он сказал тебе, что освободит тебя через пару оборотов солнца, так? Сколько ты здесь уже?
— Восемь оборотов солнца… — сконфуженно проговорил бергар. Он начинал понимать. — То есть… то есть ты хочешь сказать, что мой брат жив?!
— Я не знаю, Аэрха. Но и визирь не может знать обратного. По крайней мере, я в этом очень сомневаюсь. Но я не понимаю другого: ты же сам рассказывал, как здесь тяжело! Почему ты не выбрался отсюда — это ведь ужасное место, верно?
Аэрха снова заулыбался.
— Это самое спокойное время в жизни Рожденного в Полдень, — сказал он. — Для меня здесь не так уж и плохо. Это для маленьких людей плохо, а для меня — нет.
— Как это? — тут уже поразился Ильдиар.
— Я сильный, — просто ответил бергар. — Я набираю тачку быстро — очень
