— Посветите сюда, Джеймс. — Сэр Норлингтон подошел к одной из ниш в некотором отдалении.
В отличие от других, эта была вырублена вдоль прохода, а не уходила вглубь стены, что позволяло видеть ее содержимое целиком. Джеймс подошел ближе, с трудом переставляя ноги. Источаемый магическим огнем свет двинулся вместе с ним, выхватывая из темноты все новые детали. В углублении лежало человеческое тело, завернутое в погребальный саван. Кожа незнакомца была молочно-белой и гладкой, без единой морщинки, губы — выцветшими и слипшимися, глаза оказались закрыты. Косматые серые брови наваливались над веками, а длинные волосы цвета давно остывшего пепла устилали дно ниши, подобно жуткому ковру из окаменевших тонких червей. Но самым отталкивающим была впалая грудь под саваном. Она очень редко и плавно, но все же — вздымалась!
— Все правильно — они живы. — Сэр Норлингтон подтвердил, хотя его спутник это и сам уже понял. — Можете прислушаться, Джеймс, — они дышат. Приложите ухо к его груди: где-то там залегшее в спячку сердце…
— Сэр… — Джеймс долго не мог найти слов, а на то, чтобы приблизиться к погребенному и послушать биение его сердца, он не решился бы ни за что. — Я… Я не понимаю… Что это? Усыпальница носферату? Некромантский склеп? Какой-то ритуал темных магов?
— Гораздо хуже. Это и есть Терновые Холмы, друг мой, — ответил старозаветный паладин. — Это земля, что раньше принадлежала людям, и которую люди отдали тварям. И, если честно, то, как мне кажется, вполне справедливо. Они ушли, уступив место другим.
— Они… как они могут быть… живы…
Молодой рыцарь отступил на шаг. Ножны меча на перевязи уткнулись в стену за спиной, и Джеймс невольно положил руку на гарду Тайрана, поправляя съехавшую перевязь.
В тот же миг со всех сторон раздались десятки голосов, шепчущих так громко, что шепот заполонил собой все подземелье, как банку. Доселе лежавшие без движения тела зашевелились в своих древних могилах. Покоящийся напротив погребенный разлепил глаза, бесстрастные и пустые, как два стеклянных шара, в которых сразу же отразилось пламя, исходящее от перчаток Джеймса. Из-под век резко выкатились зрачки, лишь слегка темнее глазных яблок. Мутный взгляд остановился на гарде меча паладина.
— Уберите! Уберите руку! — Теперь уже сэр Норлингтон не смог скрыть своих подлинных чувств — он был не на шутку испуган.
Джеймс поспешил отдернуть руку, и тела хозяев этого склепа тут же успокоились, прекратив ворочаться в своих нишах. Шепот смолк. Веки лежащего подле рыцарей и почти разбуженного от мертвого сна человека вновь медленно сомкнулись.
— Я ведь говорил! — прошипел старозаветный паладин. — Не любят они оружия, боятся они! За жизнь свою жалкую, мерзавцы, трясутся. Из всех прежних чувств только страх у них и остался. Да еще, может, злоба на нас, живущих. Смотрите, Джеймс, не прикасайтесь больше к мечу и ничего здесь не трогайте, не то даже мой наговор не сможет их удержать.
— Наговор?
— А вы полагали, я просто так меч наверху оставил? — спросил сэр Норлингтон. — Да еще лентами-оберегами укрепил? Мол, старик совсем из ума выжил, вы подумали? Полагаю, такому вас не обучали в ордене — паладины совсем старые заветы позабыли. Мы в свое время такое проделывали, что ваши нынешние фокусники элагонские съели бы с досады все свои остроконечные шляпы, — скорее, с горечью, чем хвастливо пробурчал старозаветный паладин. — Вот вы знаете, к примеру, зачем нужно натирать подковы коню отваром мандрагоры, а в уши засовывать завязанный в узел кленовый лист?
— Что вы, сэр, я никогда подобной ересью… — начал было, не подумав, Джеймс, но тут заметил вмиг изменившийся взгляд спутника и осекся.
Сэр Норлингтон хмыкнул, всем видом давая понять, что он явно только что утвердился в собственных догадках касательно как всего поколения Джеймса в общем, так и самого Джеймса в частности, и что догадки эти не говорят ни о чем хорошем.
— Не то здесь место, чтобы подобные беседы вести, — сказал старозаветный паладин. — Что я хотел показать, вы увидели, да и солнце уже зайдет скоро. Тогда уже никакой оберег не спасет. Давайте выбираться отсюда.
* * *И все-таки они опоздали. Может, карабканье наверх отняло больше драгоценных минут, чем должно бы, или же чувство времени подвело их еще под землей, но выбравшись на поверхность холма, рыцари с головой окунулись в густые сумерки, быстро переходящие в сырую туманную ночь. По велению сэра Норлингтона Джеймс погасил огонь.
Серые очертания могильных камней, укутанные в плащи из вьющихся растений, терялись во мгле, словно обступившие путников голодные гули, но в данный момент все мысли Джеймса заместила собой одна-единственная. Это была мысль о том, что его ноги сейчас попирают тела тех, кто не умер, а до сих пор дышит, там, прямо под ним, каждый в своей собственной тесной могиле и вместе с тем в одной общей. И как будто нет этой толщи земли между ними — как будто он ступает латными сапогами прямо по их белым головам, лицам, груди. От подобных размышлений становилось непередаваемо отвратительно на душе.
— Зачем? Зачем они это сделали? — Джеймс отряхивал с плаща грязь, словно пытаясь отделаться таким образом от мерзкого присутствия заживо погребенных. Он все еще не мог прийти в себя после увиденного.
— Зачем? А не все ли теперь равно? — пожал плечами сэр Норлингтон. Старозаветный паладин, наконец, добрался до своего воткнутого в землю фламберга и вытащил его из земли. В тот же миг словно сами холмы вздохнули с облегчением. Не обратив на это никакого внимания, сэр Норлингтон достал расшитую непонятными узорами атласную тряпицу и принялся тщательно стирать с ее помощью налипшие комья глины с клинка. — Никто не знает. Что бы там ни случилось, но спуститься под землю им показалось лучшим выходом. А может, они хотели лишь переждать, перележать самое страшное между жизнью и смертью, но ошиблись. А потом стало слишком поздно что-то менять. Да и некому.
— Но чего можно было бояться настолько, чтобы… похоронить себя заживо?!
— Не сейчас. — Прокард Норлингтон жестом пресек все вопросы. — Уходим, Джеймс. И поскорее — уже стемнело, и мне бы не хотелось лишний раз встречаться кое с кем из тех, от кого наши покойники зарылись в свои могилы.
В некотором отдалении, под холмом, все еще можно было разглядеть погружающийся во мрак злополучный трактир с недобро покачивающейся, будто машущей вслед уходящим рукой, вывеской на столбе. Рыцари быстрым шагом спустились в распадок, то и дело цепляясь за колючие кусты разросшегося под ногами терновника. Шипы местных растений по прочности оказались под стать портняжным иглам, — не будь на Джеймсе рыцарских поножей, он уже не
