— Мой юный друг, не потрудитесь ли вы объяснить… — Сэр Норлингтон хотел что-то спросить, но тут его стало выворачивать, и он едва успел повернуться на бок, чтобы не захлебнуться в потоках зеленоватой рвоты.
Стоило старозаветному паладину лишь на мгновение почувствовать себя лучше, как он тут же принялся что-то ворчать.
Джеймс не стал слушать — он силком выволок товарища из фургона и усадил его на землю, прислонив спиной к колесу. Приступы тошноты завершились, но молодому рыцарю пришлось отвесить старозаветному паладину несколько звонких оплеух — тот все норовил вновь провалиться в сон, и при этом его бросало в дрожь.
— Сэр Норлингтон, очнитесь! — твердил Джеймс. — Я знаю, вам сейчас нелегко. Это все темное колдовство, будь оно неладно. Но нам нужно уходить, иначе скоро случится что-то плохое. Я чувствую, что оно уже близко. Совсем близко…
— Оно действительно близко, друг Джеймс. — Взгляд сэра Норлингтона прояснился, лицо, хоть и зеленое от болезни, все же стало напоминать прежнее, а не походить на перекошенную от боли одну большую гримасу. Он поймал пролетевшее мимо перо и сжал его в кулаке. — Вы даже не представляете, что накликали. Подобную тварь я встречал всего один раз в жизни, в те времена, когда старозаветные паладины еще чего-то стоили и могли бросить вызов подобным порождениям мрачной злобы, безумия и людского отчаяния. В тот день погибли двенадцать паладинов, а один подлец выжил — он счел, что в том, чтобы и ему сложить голову, не будет проку…
— Не время, сэр Норлингтон! Не время! Берите свой меч, скорее!
Джеймс принялся тащить из фургона знакомый фламберг, не дожидаясь все еще не пришедшего в себя товарища. Повинуясь острому приступу тревоги, молодой рыцарь оглянулся и от испуга едва не выронил тяжелый меч из рук: где-то впереди, в самом начале колонны, возвышалось нечто.
Нужно начать с того, что небо нависало уже так низко, что, казалось, если забраться на крышу фургона, до него можно было допрыгнуть. Темно-фиолетовые тучи клубились над головой, и в их глубине словно бы кто-то зажег багряные фонари, которые гасли и снова загорались, как маяки на прибрежных скалах. И вот, в те мгновения, когда они загорались, тучи изнутри подсвечивались, и можно было разглядеть, как по дымчатой плоти облаков проскальзывают вены. И вдали, на склоне холма, у вставшей колонны фургонов стояло то самое Нечто, взирающее на происходящее с высоты в добрых полсотни футов. Всем своим видом это пыталось напоминать птицу, хотя язык просто не поворачивался, чтобы назвать жуткое чудовище, порождение гротеска и дитя уродства, птицей. Первым, что бросалось в глаза, были крылья. Огромные, черно-оперенные или, скорее, чернильно-оперенные крылья! И только сейчас Джеймс понял, что тучи, которые простираются прямо над его головой, готовые в любой миг рухнуть на него, это и есть эти самые крылья, облепленные скоплениями облаков, будто спрятанные в мягких чехлах. У чудовища была вытянутая голова, которой оно ежечасно вынуждено было двигать, чтобы иметь возможность как следует все рассмотреть внизу. Острый и тонкий клюв был черен, а из ноздрей поднимался сизый дым, как будто в зобу у этого монстра располагалась жуткая кузня, полная печей и тиглей. Если не считать оперения крыльев, перья у чудовища отсутствовали — голова была лыса и жутко сморщенна, а все тело покрыто темной и жесткой, словно выдубленной, кожей. Одутловатое брюхо свисало мешком, и в нем угадывалось некое подобие киля. Тело переходило в бедра, которые, в свою очередь, перерастали в тонкие птичьи лапы.
Из-за лиственного и перьевого ливня Джеймс не сразу заметил, что от крыльев твари к земле, будто канаты, спускающиеся с небес, тянутся тонкие алые нити. Их было около десятка, и каждая из нитей заканчивалась, врастая в голову живого существа, которое посредством этой нити выполняло все прихоти своего хозяина: подчиняясь чужой воле, не просто как раб или пленник, а как безмолвная, лишенная сознания и свободы, марионетка.
Кукольник умело манипулировал своими куклами, заставляя их идти вперед и сражаться. Здесь были фоморы: один — гигантский, как тролль, трое — обычной комплекции и один помельче, с распоротым брюхом, из которого сочилась на землю пурпурная кровь. За ними шли двое нейферту: с пустыми глазами и перекошенными от злобы лицами, гремящие железными башмаками и сжимающие в покрытых гниющими язвами руках мечи. Сбоку скакали и вовсе не виденные ранее Джеймсом человекоподобные твари: двуногие, похожие на вставших на задние лапы плешивых псов с вислыми ушами — они приближались, истекая слюной и испуская животное рычание. У них не было глаз, зато из ноздрей валил пар, а пасти были круглы и полны острых клыков. Все рабы Кукольника были измождены и больны, у них едва передвигались конечности, кости выступали из тел, а кожа и ногти отваливались на глазах — хозяин не умел должным образом заботиться о своих слугах, а может, ему проще было отыскать новых, что он сейчас и делал.
Красные Шапки сражались. Пока Кукольник был занят тем, что отлавливал при помощи своих прислужников тех, кто впал в панику, около полутора десятка нейферту сплотились вокруг своего принца. Они отрубили головы двум фоморам, что попытались сунуться к ним, затем, по команде Стрегги, четверо Красных Шапок вскинули арбалеты, целясь птичьему чудовищу в голову, туда, где в тени гигантских крыльев виднелся клюв. Болты прочертили огненные дуги, уносясь вверх, но какого-либо видимого вреда монстру не причинили. Подобно чревовещателю, ужасный гротеск заговорил, не раскрывая черного клюва, — его устами был выбран один из рабов-нейферту, из темени которого к повелителю тянулась пульсирующая красным нить:
— Падите, несчастные! Остановите мучения! Хозяин не станет калечить вас, вы сможете жить в его тени! В веках и до самой смерти хранить сны усопших…
Один из воинов принца вдруг опустил меч и шагнул вперед. Его глаза закатились, а рот раскрылся, из него потекла слюна. Ментальная сила чудовища была столь велика, что перед ней ломалась воля даже у самых храбрых и стойких. И все же не все поддавались ей. Их Высочество, не колеблясь, вонзил оружие в спину своему — пронзенный мечом, гоблин упал замертво. Принц прекрасно видел, что уже четверо из его воинов-нейферту и почти два десятка полумышей пойманы Кукольником. Еще несколько нейферту лежали мертвые,
