– Мне этого достаточно. Буду ждать вас на этом месте через три дня.
Он широкими скачками бросился бежать, за считаные секунды оказавшись слишком далеко, чтобы я могла возразить.
Мэри вернулась в наш открытый экипаж и взялась за поводья.
– Забирайся. Хочется побыть в тепле подольше, чем пару часов за раз.
Я присоединилась к ней, и мы поехали к городу. Экипаж был на полозьях, так что она остановилась на окраине города и нашла конюшню, чтобы оставить лошадей. До центра города мы добрались в наемной карете. Мне хотелось поселиться в простом неприметном месте. Мэри выбрала лучший постоялый двор, какой только смогла найти.
Вечером, когда мы сели ужинать с полными тарелками супа и бокалами вина, она мрачно уставилась на меня.
– Мы с тобой находимся в одном из самых красивых городов мира. Я хочу сходить в оперу. Я хочу посмотреть соборы. Я хочу насладиться этим дорогим ужином. А ты твердо намерена быть несчастной. С Адамом все будет хорошо. Он любит уединение и любит возвращаться к нам.
– Дело не в этом, – выпалила я и вдруг поняла в чем. Я уткнулась взглядом в тарелку и лежащую рядом с ней серебряную ложку. В глазах поплыло. – Как я могу наслаждаться жизнью, пока есть Виктор? Как мне наслаждаться жизнью, когда Жюстина мертва? И Уильям. И твой дядя с Анри – они не мертвы, но и не живы, потому что это нельзя назвать жизнью. За мной вереницей тянутся призраки. Их всех убили из-за меня. Из-за извращенного желания Виктора мной обладать. Как я могу улыбаться, как я могу наслаждаться жизнью, зная, какой ценой досталась мне эта жизнь?
Мэри взяла мои руки в свои. Я теперь все время носила черное. На ней сегодня было темно-красное платье, подчеркивающее превосходный цвет ее лица. Она улыбнулась и пожала мне руки.
– Я знаю своего дядю. Я вижу его черты в Адаме. В его доброте. В его восхищении природой. В его любви к нам обеим. Я уверена, что и ты видишь в нем Анри. Да, твоей Жюстины больше нет, но ты хранишь ее в своем сердце. Неужели она хотела бы, чтобы это сердце мучилось и болело из-за нее?
Я покачала головой.
– Она заставила меня пообещать, что этого не будет.
– Я не говорю, что ты не должна грустить и испытывать угрызения совести. Но прошлое должно было по крайней мере научить тебя ценить жизнь. Показать ее безудержную, драгоценную радость. Не позволяй Виктору украсть ее у тебя. Он уже отнял у тебя слишком много.
Я кивнула и высвободила одну руку, чтобы вытереть глаза. Другую руку я не отнимала еще долго, пока напряжение в груди не ослабло настолько, что я смогла дышать. А потом я улыбнулась ей открытой улыбкой – просто потому, что я любила ее и была рада, что она рядом. Она улыбнулась в ответ.
Той ночью, свернувшись рядом с ней в теплой постели перед негромко потрескивающим камином, я крепко спала. Впервые за много месяцев меня не мучили кошмары.
– У меня для тебя подарок, – улыбнулась я.
Голубые глаза Адама удивленно расширились. Под меховыми шубами и приобретенной нами провизией лежала стопка книг. Поэзия, драмы, философские трактаты – все, что любил Анри и, по словам Мэри, любил ее дядя. А сверх того мы купили несколько книг, посвященных самым разным предметам, чтобы Адам смог понять, что любит он.
– Спасибо, – сказал он торжественно, проводя бесформенными пальцами по корешкам. Мы с Мэри обняли его, и он обхватил своими ручищами нас обеих. – Спасибо, – прошептал он, и я поняла, что мы подарили ему не слова или знания, но дружбу. Мы никогда его не покинем. А он никогда не покинет нас.
Семья, которая едва не уничтожила меня, невольно подарила мне новую семью. Я сдержу обещание, данное Жюстине. Я приму жизнь, какой бы странной она ни была, пока она у меня есть. И так, с Мэри, пристроившей голову у меня на плече, и Адамом в роли возницы, я позволила себе улыбнуться – не для кого-нибудь, а просто так.
Для себя.
***Мэри укуталась в меха и подпоясалась, разом превратившись из девушки в медведя. Я расхохоталась, глядя на нее, и, отодвинув ящик, проверила люк в полу, чтобы убедиться, что дыра, которую мы пробурили во льду, чтобы набирать воду и рыбачить, не затянулась. Я обломала наросший по краям лед и вытащила леску.
– Три рыбины!
Ветер завывал вокруг нашей крошечной хижины, безуспешно пытаясь отыскать лазейку между глиной и деревом, защищающими нас от стихии. Снега навалило столько, что он закрывал единственное окно, из-за чего даже днем в хижине царил мягкий рассеянный полумрак. Мы не знали, кто построил ее и кому она принадлежала, но за все две недели у нас не было ни единого гостя. А если владелец появится, мы готовы были заплатить за ночлег. Впрочем, я с трудом представляла, чтобы кто-нибудь наткнулся на нас случайно. Снег снаружи хлестал по лицу и залеплял глаза, не стихая ни на секунду. Адаму регулярно приходилось откапывать нас, чтобы мы могли выбраться за провизией.
Благодаря его ненавязчивому мягкому присутствию в хижине было уютнее. Мне всегда становилось спокойнее, когда он был дома. Но одиночество не тяготило его, когда он отлучался, чтобы показаться на глаза жителям деревень в нескольких днях пути, в нашем же крошечном жилище он чувствовал себя не в своей тарелке.
Мы не возражали против его отлучек и убедились, что он это знает. Он должен был вернуться на следующий день, и мы собирались обсудить наш следующий шаг. Я буду скучать по этой воющей хижине. Но настало время принять решение, куда двигаться дальше.
– Знаешь, он действительно гений, – сказала Мэри.
– Кто?
Я положила рыбу на печь и снова задвинула ящик, прикрыв прорубь. Я приготовлю рыбу на ужин, когда Мэри вернется с припасами. Она принесет продукты и новости, если ей удастся что-нибудь узнать. До сих пор мы ничего не слышали о Викторе. Нами никто не интересовался. И, по счастью, свежих сплетен о череде убийств в Женеве или окрестностях тоже не было.
Мне хотелось думать, что так будет всегда. Мэри начала думать, что Виктор умер от ран или что мы перестарались в своем стремлении от него убежать. Она хотела вернуться в Санкт-Петербург и купить для нас троих дом где-нибудь на окраине. Обустроиться на одном месте. Может, Виктор найдет нас через месяц, или год, или не найдет никогда. На что надеялась я, я не знала. Знала только, что с тех пор, как мы приехали в Санкт-Петербург с Мэри и Адамом, я была… счастлива.
– Виктор. Гений, – сказала Мэри, разглаживая сбившийся мех. Она откинула полу шубы, под
