преуспела в духовном развитии.

– У вас нет колесниц? – спрашивает Рене.

– Колесниц?..

– Средств передвижения при помощи колес.

– Что такое колеса?

Рене понимает, что техническое отставание острова еще значительнее, чем он предполагал.

– Как же вы перевозите урожай?

– Что перевозим?

– Неужели у вас нет земледелия? Чем же вы питаетесь, если не возделываете поля?

– У всех свои сады и огороды. Мы едим то, что выращиваем там. Каждый дом сам себя обеспечивает.

Рене видит под домами грядки.

– А животноводство?

– Живо?..

– Чтобы есть мясо, приходится держать в загонах животных: коров, овец, кур, кроликов…

Геб останавливается, сраженный услышанным.

– В твоем мире едят животных?

– А в твоем нет?

– Это отвратительно! Лучше не говори, что через 12 000 лет люди будут есть мертвых животных, выращенных для того, чтобы быть убитыми!

– Это вкусно, это источник белка, энергии. Ты бы попробовал… – соблазняет его Рене.

– Мы не падальщики, чтобы поедать трупы! Давай я отвечу сразу на все твои вопросы: у нас нет «колеса», нет «лошадей», нет «телескопа», нет животных, которых мы лишали бы свободы, чтобы потом съесть, нет «полей».

– Как же у вас развивается торговля?

– Что означает это слово?

– Так называют обмен товаров на деньги.

– Деньги?

– Это то, что позволяет продавать то, что мы не можем сами употребить.

– У нас нет излишков, а значит, нет и «денег».

– Откуда вы тогда берете то, чего вам недостает?

– У нас в достатке всего.

– Обязательно есть что-то необходимое, чем трудно обзавестись.

– Когда мне нужен плод, не растущий в моем саду, я прошу его у того, у кого он растет. И наоборот.

– Это даже не бартер?

– Снова неизвестное мне слово. Мы даем просящему то, что он просит, ничего не ожидая взамен. Как же иначе?

– Но ведь вы работаете. Ты назвался астрономом.

– Когда кому-то хочется узнать, где находится звезда или планета, он спрашивает меня, и я отвечаю. Каждый делает то, что ему нравится и когда ему нравится. Никто не смеет говорить другому, что тот должен делать. Слово «работа» мне тоже неведомо.

– Значит, ни работы, ни денег, ни торговли. Что, если кому-то захочется бездельничать?

– Его остается пожалеть. Он рискует сильно заскучать. Но, уверяю тебя, каждый с детства увлечен каким-то делом.

Рене начинает понимать причину расслабленности населения Атлантиды.

– А дома? Как вы возводите свои дома? Это же нелегкий труд.

– Когда кому-то нужна крыша над головой, он созывает ближайших друзей, и они строят дом вместе. Потом тот, кому помогли, помогает другим.

– А врачи? Заболев, вы наверняка обращаетесь к доктору. Его услуги надо оплачивать.

– Мы редко болеем, но у нас есть знахари, они помогают тем, кому это нужно. Они делают это потому, что умеют.

– Итак, у вас нет ни лошадей, ни животноводства, ни земледелия, ни денег, ни работы. Как же город управляется?

– И снова мне невдомек, о чем ты.

– Как принимаются коллективные решения?

– У нас действует собрание шестидесяти четырех мудрецов. Это самые старые и опытные люди. Но они только дают советы. Обычно к ним прислушиваются.

– Никакой исполнительной власти? Полиции и армии тоже нет?

– Никогда о таком не слышал.

– Но обороняться-то нужно. Как вы поступаете, если на вас нападают? Чужие люди, желающие атлантам зла?

– Мы живем на острове посреди моря, здесь нет никого, кроме нас. Мы все друг друга знаем и отлично ладим.

– А религия? Священнослужители? Вы поклоняетесь нескольким богам или одному?

– О чем это ты?

– У вас нет никакого культа? Непременно должна быть какая-то вдохновляющая вас невидимая, волшебная сила.

– Вероятно, ты имеешь в виду энергию жизни, пропитывающую деревья, цветы, животных, планету, нас самих. Мы называем эту энергию «руар». Это вечное дыхание жизни, им дышим мы, им дышишь и ты, Рене. Благодаря ему нам не приходит мысль убивать животных и заставлять растения расти в тесноте. Это помешало бы круговороту руара.

Геб говорит так, словно все это совершенно очевидно, и Рене открывается вдруг причудливость его собственного общества, забывшего все естественное ради усиления каждого отдельного человека.

– Ни земледелия, ни животноводства, ни работы, ни исполнительной власти, ни армии, ни полиции – не означает ли это отсутствие индивидуального честолюбия? Нежелание одних людей главенствовать над другими?

– Все мы хотим, чтобы сообщество жило в гармонии. Хотим расцвета других и реализуем себя в общем благе. Это как города муравьев, термитов и пчел, появившихся за десятки миллионов лет до нас.

– Сколько вас на острове?

– В общей сложности? Восемьсот тысяч. Мем-сет – самый многолюдный город, в нем живет больше половины всего населения, примерно полмиллиона. Другие города гораздо меньше. А у вас, в будущем?

– В Париже пять миллионов жителей, а численность всего человечества достигает восьми миллиардов.

– Восемь миллиардов! Понятно, что такую массу не удержать, если не навязать ей некоторое ребячество.

Рене видит стайки свободно разгуливающих кошек, важно задирающих хвосты. Подняв глаза, он замечает других кошек, прыгающих с крыши на крышу.

– Кошек у вас тоже едят? – спрашивает Геб, заметив интерес себя будущего к кошкам.

– Нет, но наши не чувствуют себя так вольготно, – отвечает Рене.

Его все восхищает: эстетизм красочного города, его ось – величественная синяя пирамида, но больше всего – спокойствие его жителей.

Остров счастливых людей?

– Ты все еще считаешь этот город плодом своего воображения? Сном, фантазией?

Рене старается понять это экзотическое жизнеустройство. Он твердит про себя формулу всеобщей невозмутимости: ни денег, ни работы, ни начальства, ни власти, ни полиции, ни армии, ни религии.

У нас никогда не было ничего подобного. Даже в первобытном племенном обществе было оружие, были вожди, те или иные способы обмена. То, что я вижу здесь, переворачивает все мои привычные представления.

– Ну, что ты скажешь о мифе, Рене? – спрашивает Геб, чтобы вывести его из задумчивости.

– Это совершенно поразительно! Я не знал, что можно жить так.

Они нашли работающий способ совместного существования. Они живут в единстве друг с другом и с природой. Это и есть причина беззаботности Геба.

Атлант улыбается.

– Теперь ты уже не сможешь сказать, что этого не может быть.

Рене ловит себя на мысли, что всегда чувствовал, что такое общество может существовать. Выходит, все окружающее его здесь – это не только открытие, но и воспоминание, спрятанное в глубине его подсознания. Воспоминание, стертое наслоениями других 111 жизней, убедивших душу, что жить можно только в разочаровании и в страхе, по горло во лжи, торжествующей во имя национальных и религиозных интересов.

Геб предлагает себе будущему сесть на каменную скамью. Вдвоем они любуются гуляющими атлантами, резвящимися кошками, вулканом вдали.

– Теперь я готов заглянуть в мир будущего, в твой мир, Рене. Хочу узнать, как 12 000 лет эволюции довели вас до пожирания трупов животных и до жизни в непрерывной суете.

Рене колеблется. Он опасается, что Геба потрясут серые здания выше шести этажей, автомобильные пробки, люди в черном и сером, грязный серый смог, мясные лавки со свиными головами, держащими во рту помидор, дымящееся собачье дерьмо, переполненные испорченной едой и пластиковой упаковкой урны. Серые голуби вместо разноцветных пернатых, комарье вместо бабочек. Мир без

Вы читаете Ящик Пандоры
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату