занимаем место дирижера и начинаем управлять всеми музыкантами совсем по-другому. Таков принцип «предложение-согласие». После ухода дирижера можно предложить музыкантам исполнить не ту мелодию, к которой они привыкли.

– Разве можно идти наперекор воле гипнотизируемого?

– Нет. Надо, чтобы человек захотел гипноза или хотя бы не возражал. Потом надо предложить ему приемлемые вещи. Вряд ли я могла бы потребовать, чтобы таможенник разделся догола. Это вступило бы в конфликт с внушенной ему родителями стыдливостью. Ни в коем случае нельзя противоречить глубинным ценностям личности. Наоборот, надо вести ее в том направлении, в котором она, сама того не зная, хочет двинуться. Делаем отсюда ноги, хватит с меня моря, хочу на сушу.

Прикинувшись европейскими туристами, пара идет в городок, не принадлежащий к главным туристическим центрам страны и больше ценимый самими египтянами, чем людьми с Запада.

Их мигом окружает ребятня, чтобы клянчить деньги, попутно пытаясь продать путеводители и блестящие пирамидки.

– Евро, евро! – галдят они.

Двое французов дают им немного денег, отчего детская стая вырастает в несколько раз. Они покупают путеводитель и селятся в современном приморском отеле Beau Site. Отель стерегут вооруженные солдаты и танкетка. Чтобы пройти в туристическую зону, надо преодолеть контрольно-пропускной пункт, но документов никто не требует, достаточно туристического вида и соответствующей одежды.

В отеле они наконец-то переночуют с удобствами. Beau Site – большое U-образное сооружение, с выходом на собственный пляж с пальмами.

Французы заносят в номер вещи, принимают душ и идут ужинать в ресторан «Панорама» с морским видом. Заказав два кускуса с овощами и узнав, что в ресторане подают вино, они расслабляются. Рене листает туристический путеводитель.

Одна страничка посвящена истории городка.

– Мерса-Матрух существовал еще в античном Египте. Александр Великий назвал его Амунией, римляне переименовали в Параэтониум. Здесь встретились Антоний и Клеопатра, здесь началась их идиллия.

Мне тоже хотелось бы начать здесь идиллию с вами.

– Хватит истории! Каков ваш дальнейший план?

– Я направлю Геба сюда. Потом я уговорю атлантов основать колонию.

– Разве наше присутствие здесь что-то изменит? Вы могли бы заняться этим, находясь где угодно.

– Я хочу предложить Гебу оставить в определенном месте неоспоримое материальное свидетельство их существования. Если бы я просто определил его на карте или в интернете, то мы не могли бы ни сориентироваться на местности, ни самостоятельно обнаружить это свидетельство.

– Пока что его не существует?

– Геб должен его изготовить. Сегодня вечером я с ним об этом поговорю.

– Это и был ваш план с самого начала?

– Я бы не мог оставаться во Франции, там я очутился бы в тюрьме или, того хуже, снова в лапах у Шоба.

Он содрогается при воспоминаниях о том, что с ним проделывал психиатр-извращенец. За кускусом он старается выбросить из головы эти картины.

– Я вас не понимаю, Опал. Вы все бросили, чтобы последовать за мной, рискуя обвинением в сообщничестве. Так вы можете всего лишиться.

– Ладно, скажу вам правду: во-первых, я, как вы знаете, убеждена, что тоже была атланткой; во-вторых, я считаю, что мы уже встречались раньше и что с вами я сделаю много важного; и, в-третьих, я твердо знаю, что эту проклятую дверь в мое бессознательное сможете открыть только вы.

Официант приносит бутылку египетского вина Kouroum de Nile. Рене посещает новая мысль:

– Вы говорили, что на самом деле вы не та, кем себя считаете. А вы сможете вспомнить, кто вы?

– Что вы хотите этим сказать?

– Это ваша ключевая фраза. Возможно, она и есть ключ к разблокировке.

– Не понимаю.

– Возможно, вы утаили от меня ваше истинное прошлое.

– Я говорила, что у меня гипермнезия, я помню все мелочи.

– Что-то вы могли забыть. Все мы – пленники истории, которую рассказываем себе о себе же. Даже если она ложная.

– Прошлое, о котором я вам поведала, – правда.

– «Ваша» правда. Вот вы сказали, что у вас было чудесное детство, прекрасные, любящие родители. Что-то я сомневаюсь. Вдруг ваше счастливое детство, которое вы так хорошо «помните», окружено ложью?

Он наливает ей полный бокал. Она показывает жестом, что не хочет вина.

– Выпейте.

– Не буду.

– Для вас это лекарство. In vino veritas. Истина в вине. Вы все время себя контролируете, за все наше знакомство я ни разу не видел, чтобы вы пили больше бокала. Похоже, вы боитесь полностью расслабиться.

Ее взгляд меняется, она тяжело вздыхает, медленно выдыхает.

– Не люблю перебирать, вот и все.

– Боитесь потерять контроль? Ответьте на вопрос: что вас пугает, Опал? Вы сами сказали, что считаете меня единственным, кто может вас разблокировать. Доверьтесь мне, это просто полезная химия, не так ли?

Азы нейролингвистического программирования: пользоваться словами-паразитами своего визави, чтобы он бессознательно уверился в вашем сходстве.

Опал соглашается пригубить вина.

– Еще. Хочу вас напоить.

– Почему вы сами не пьете?

– Врачу необязательно принимать лекарство, которое он прописывает, – изворачивается он.

Она делает еще несколько глотков. После необходимой, по мнению Рене, дозы Опал с трудом удерживается от смеха.

– Кажется, я уже навеселе. Вы этого хотели?

– Именно. Теперь я буду спрашивать, отвечайте не думая.

Он берет ее за обе руки и сильно сжимает.

– Закройте глаза.

Она невольно прыскает и подчиняется.

– Какое первое плохое воспоминание о детстве приходит вам в голову?

Она резко открывает глаза.

– Вы хотите разблокировать прошлое или нет? – строго спрашивает он.

Она опять закрывает глаза.

– Это тот день, когда…

Она морщится.

– Я в школьном дворе… Мне лет восемь. Ко мне подходит девочка. Она жмется, как будто меня побаивается. Потом вдруг дает мне пощечину и кричит…

Опал трудно договорить.

– Ну?!

– ГРЯЗНАЯ РЫЖАЯ ВОНЮЧКА!

Она кривится, словно оскорбление прозвучало снова.

– Все девчонки вокруг смеются надо мной и хлопают в ладоши. Видимо, она сделала это на спор: «Спорим, я ударю Опал и обзову ее?»

– Как вы отреагировали?

– Я за ней гонюсь. Чтобы дать сдачи. Я бешусь, реву, не могу ее догнать. Весь двор видит эту погоню и потешается надо мной. Потом…

Она прерывается, не договорив.

– Что было потом?

Опал молчит, он снова наполняет ее бокал. Она сидит с закрытыми глазами, поэтому он осторожно подносит к ее губам бокал и вливает вино ей в рот.

На них начинают обращать внимание.

– Опал, расскажите мне, что было дальше.

– Дальше звонок, мы бежим на урок. Я никак не переживу удар и оскорбление. Я чувствую, что на меня все смотрят, все довольны, как будто ей хватило храбрости сказать то, что у всех на уме. Я плачу, задыхаюсь, учитель спрашивает, что случилось, я не отвечаю. Мой сосед по парте говорит: «Виолен назвала Опал грязной рыжей вонючкой, мсье». Класс опять покатывается со смеху. Виолен вскакивает и делает победный жест, показывая, что добилась своего, как тореро, воткнувший в быка бандерилью, только бык – я. «Всем успокоиться, – говорит учитель. – А ты, Опал, либо прекрати реветь, либо выйди из класса». Он говорит это так, словно провинилась я. Но я не могу перестать рыдать. Учитель повторяет: «Если ты не успокоишься, Опал, я тебя выставлю». Я не успокаиваюсь,

Вы читаете Ящик Пандоры
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату