— Я достаточно понятно выразил свое мнение по этому вопросу, — сказал он тем угрожающе–спокойным тоном, от которого у его старых товарищей по коже побежали мурашки, — а за подстрекательство команды рискуешь провести остаток путешествия в карцере. Тебя это тоже касается, — обратился он к Грокмунду, — пока ты не сошел с моего корабля, ты будешь подчиняться моим правилам.
Но Скагги не собирался так просто сдаваться.
— Твои правила неразумны, — сказал он, небрежно теребя бороду.
Многих дуардинов поразила подобная грубость.
— Твои решения бессмысленны. Заставить команду отказаться от такой находки! Его месторождение — ключ к нашему безбедному существованию. Тут размер доли идет не на сотни, а на тысячи гульденов! А ты просто хочешь развернуться и улететь! Сбежать от страха, что что–то может случиться.
— Это не обычное эфирное золото, — напомнил Брокрин и окинул взглядом команду. — Не забывайте, что «Бурекол» добрался до месторождения, но не пошел на риск, не стал добывать золото, хотя броненосец сопровождало немало кораблей. Я видел, на что способна даже крупица этого вещества после аффинажа. Я не буду подвергать такой опасности корабль и всех вас.
— Но ты уже подверг, — возразил голос из толпы.
арканавты и громовержцы расступились, пропуская вперед Готрамма.
— Эта экспедиция уже поставила под удар всю команду. Череда бедствий вогнала нас в такие долги, взвалила на нас такие обязательства, что наша дальнейшая карьера представляется мне крайне мрачно. Нам светит кабала, и чтобы из нее вырваться, потребуются десятилетия. И то если нам повезет наняться на другой корабль. «Железный дракон» все равно уйдет на металлолом, чтобы погасить твои собственные долги перед поручителями.
— Готрамм, ты не думаешь о том, что сейчас говоришь, — попытался переубедить капера Брокрин. — Не думаешь о том, чем рискуешь, прислушиваясь к словам этого златолюбца.
— Я думаю, капитан, — ответил Готрамм. — Я думаю о том, с чем нам придется вернуться в порт. Я думаю, что, может, ты настолько зациклился на своем невезении, что не видишь, как удача поворачивается к тебе лицом.
Готрамм указал рукой на Грокмунда и повысил голос, чтобы его слышал каждый дуардин, что находился сейчас на палубе:
— Ты все боишься проклятий и дурных знамений, но как насчет провидения? Какова была вероятность, что именно мы увидим сигнальный огонь Керо и узнаем о крушении «Бурекола»? Можно ли считать простым совпадением спасение Грокмунда? Единственного во всем флоте, кому посчастливилось выжить и поведать нам о самом невероятном месторождении в истории? А сегодня мы встретились с химерами — теми самыми, что устраивают гнезда вблизи от месторождения. Разве их нападение — это не знак, что мы стоим на краю предначертанного нам успеха? — Готрамм сжал кулаки и воздел их к небу. — Жила практически у нас в руках, нам нужно лишь протянуть их. — Затем он раскрыл ладони, широко расставив пальцы. — Или мы позволим ей убежать прямо из–под носа? И ради чего? Чтобы убить годы, рассчитываясь по долгам? Добровольно отдаться нашим поручителям в рабство?
— Заполни трюмы рудой — и ты отправишь корабль к Девяти холмам, — предупредил Брокрин.
— Или же мы заполним свои карманы так, что… — Готрамм умолк, бессильно опустив руки. — Хотя что я распинаюсь? Ты не хочешь даже попытаться взглянуть на вещи иначе.
— Когда речь заходит о сохранности корабля и жизнях моей команды, то, клянусь бородой твоего деда, ни за что на свете я не подвергну их ненужному риску.
Брокрин пробежал взглядом по лицам остальных дуардинов. Многие смотрели сурово, глаза других излучали откровенную враждебность.
— Таково мое решение. Последуете ли вы ему?
Готрамм облизнул губы, ощущая смутную неуверенность. На мгновение можно было подумать, что он вот–вот отступит. Затем капер дотронулся до малахитовой ленты на руке — обруча обета с выгравированным на его поверхности именем: Хельга.
— Мы не можем принять это решение.
Брокрин кивнул. На сердце ему упал камень.
— Значит, бунт.
Скагги набросился на слово, точно стервятник.
— Кодекс гласит: бунт, ведомый конкретной целью, оправдан, — объявил он, силясь, чтобы его услышала вся команда, из–за чего голос логистикатора сорвался. — Если капитан исчерпывает все доступные ему средства должным образом исполнять свои обязанности, если под его командованием экспедиция приводит к унынию и убыточности, то в таком случае экипаж имеет право по собственной инициативе выбрать нового капитана.
— Не твоя вина, что все так далеко зашло, — покачал головой Готрамм. — Ты все делал правильно. До сегодняшнего дня. Но, чтобы поймать удачу за хвост, нам нужно всего одно решение, и именно его–то ты отказываешься принять.
— Это твой выбор? — спросил Брокрин, глядя каперу в глаза. Затем он указал пальцем на Скагги. — Или его?
— Это наш выбор, — объявил Друмарк, снимая шлем и переворачивая его. — Кто–нибудь, принесите с камбуза фасоль и чечевицу. Затем каждый возьмет по одной штуке того и другого. Те, кто хочет проголосовать за Брокрина, кладут в шлем чечевицу. Кто отдает голос за то, чтобы капитаном стал Готрамм, кладут бобы, — объяснил Друмарк условия и виновато улыбнулся Брокрину. — Раз уж занимаемся дурью, пусть все участвуют. Согласен, капитан?
Брокрину показалось, что голосование заняло не один час. В конце Друмарк передал ему свой шлем — жест, означавший уважение к Брокрину как капитану корабля и признание его заслуг. Брокрин начал вынимать фасоль и чечевицу, одну штуку за другой. По мере того как зерна падали на палубу, на ум ему пришла глупая мысль: можно будет сварить отличный суп, когда все закончится, главное — правильный бульон.
Чечевица и фасоль продолжали выскальзывать из его пальцев. Иногда, когда по палубе, подпрыгивая, катилась очередная фасолинка, в толпе раздавались сдержанные возгласы одобрения. Скагги заохал, увидев первые несколько зерен чечевицы, но вскоре забыл о волнении. Фасоли было много больше. Когда шлем опустел, команда увидела, что лишь семеро желали остаться с прежним капитаном. Но условия голосования
