— Устрица! Глянь, у меня есть полипы? — раздался голос аккурат в тот момент, когда я с улыбкой вспоминала морского котика из дельфинариума, который выслуживался за рыбку. Я уже представила, как держу на весу путассу за хвостик, а передо мной радостно хлопает хвостом моя верхняя мужская половинка. Смертельный номер! Стойка на хвосте! «Я не могу! У меня полипы!» — простонала та самая верхняя половинка, подползая ко мне поближе.
— Это тебе к лору надо! — огрызнулась я, понимая, почему меня никогда не привлекала рыбалка.
— К кому? — удивился русал, дуясь на меня. — Ты лучше скажи, как тебя зовут, устрица?
— Света! — закатила глаза я, зевая и прикидывая, который час. — А тебя как?
Русал пошел на погружение, выдав под водой тот самый звук, на пару секунд превращающий обычную ванну в джакузи. Я скептически посмотрела на пузырьки воздуха, понимая, что каждый из нас, если не кривить душой, уже призывал русалок в любом водоеме.
И что? Мне теперь со стаканом ходить и соломинкой а-ля коктейль? Буль-буль-буль, кушать будешь?
— А попроще есть вариант? — кисло поинтересовалась я, отгоняя четырехзначные ценники жизненно необходимых русалу деликатесов, недоступных кошельку простого бухгалтера.
— Оху, — приподнял хвост над водой обладатель чудного имени и замашек гастрономического олигарха. Нет, Оху, определенно, ел все вышеперечисленное, а мне как-то не довелось! Где справедливость?
— Глянь, у меня точно нет полипов? — пристал жених, поворачиваясь ко мне спиной. Где-то зевнул одинокий лор, выписывая направление к ветеринару, тот прочитал его, посмотрел на хвост и отправил к ихтиологу. Ихтиолог скривился, глядя на верхнюю половину, и снова отправил к лору.
— Нет, — зевнула я, в упор не понимая, что он имеет в виду. — Я — спать, а ты не скучай! Могу уточку резиновую кинуть! Будешь играть. Или резиновую шлепку. Чем не кораблик? Будешь играть в морской бой! Левая шлепка — твой кораблик, а правая — вражеский! Заодно и помоешь!
Я выключила свет, еще раз зевнула, чувствуя, как у меня намокли рукава. Раздевшись, я упала макияжем в подушку, оставляя на память для потомков репродукцию Туринской плащаницы.
Проснулась я от ощутимого дискомфорта. Мне дико хотелось в туалет. Проклиная свой мочевой пузырь, натягивая халат, я поковыляла к унитазу, сонно зевая и прикидывая, сколько еще времени осталось до утра. Откинув седельце, отбросив полы халата, аки дирижер фалды фрака перед концертом, я стала стягивать трусы, как вдруг рядом раздался «бульк». Мои глаза расширились от ужаса, я, стреноженная трусами, застыла, аки сонный суслик, понимая, что еще один такой звук, и фермер скажет мне спасибо за экономию на удобрениях!
— Икру метать собралась? — поинтересовался голос. Если и существует конкурс по скорости натягивания трусов, то, будьте так любезны, приз за первое место присылайте по адресу… хм… Хотя я не уверена, что в ближайшее время не поменяю место проживания в связи с пытками… тьфу! попытками устройства личной жизни!
Я нервно вышагивала по кухне, страдальчески глядя на прикрытую дверь санузла — обители зла. Все муки отражались на моем лице, когда я бросала взгляды на кухонную раковину и вспоминала находчивого принца. Природа была ко мне несправедлива дважды, обделив и ростом, и физической возможностью!
Из ванной раздавалось хлюпанье и пение. Если Русалочка пела примерно такие же песни и примерно тем же голосом своему принцу, то я вполне понимаю ведьму, потребовавшую голос за свои услуги. Без голоса у Русалочки было куда больше шансов выйти замуж! Пение русала напоминало затяжное полоскание горла хроническим тонзиллитником. Все это безобразие усиливалось непревзойденной акустикой, создававшей впечатление, что кота еще не утопили, но очень стараются! Не могу судить насчет женских особей, но, заслышав пение мужской, хочется не просто отгрести подальше, но и поаплодировать ему веслом по голове. Не знаю, о чем была столь гнусная, гнусавая и грустная песня, но мне показалось, что Оху страдал. А раз он страдал, то передо мной стоял выбор — прибить, чтобы не мучился, или накормить, чтобы чем-то занять его рот. Я заглянул в ванную, чтобы поинтересоваться, будет ли он рыбную консерву, а заодно и уточнить, «о чем, собственно, песня»? Соседи-то будут спрашивать, а мне нужно что-то отвечать!
— Это брачная песнь для привлечения самки на нерест! — вздохнул русал, делая передышку перед душераздирающим припевом, в котором сквозила и горечь одиночества, и тоска по женском хвосту, и робкая надежда, что вот-вот все изменится. Надо будет запомнить, что если слышен в ванной шелест, наш русал пошел на нерест.
По батарее тревожно постучали. В маленьком доме с отличной акустикой и соседи — невесты!
— Все, я привлеклась! — вздохнула я, понимая, что меня скоро привлекут к ответственности за такое устройство личной жизни! Керамический друг соблазнительно смотрел на меня, а я проклинала смежный санузел. В туалет хотелось все сильнее. На улице было темно, я отогнула шторку, а потом, воровато озираясь, схватила ключи и бросилась вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Где-то за соседским гаражом я, напряженно прислушиваясь, открыла филиал домашних удобств, чувствуя, как высокая трава, щекочет то самое одинокое место, которое не ожидало такого поворота событий и наплыва приключений. Где-то неподалеку залаяла собака, спугнув меня и заставляя раком-отшельником пробираться глубже в заросли, тревожно осматриваясь по сторонам. Дожили…
Дома из ванной доносилась все та же скорбная песня, пока я шарила по опустевшему после принца холодильнику в поисках завалявшейся рыбной консервы. Открыв сардину в масле, взяв вилку, я поплелась кормить голодающего.
— Держи, тритон, свой трезубец, — мрачно буркнула я, почесывая чешущиеся после колючей травы ноги.
— Это что такое? — отшатнулся русал, брезгливо глядя на вилку и изучая содержимое консервной банки.
— Еда! — возмутилась я, пихая ему «завтрак туриста». Оху точно ел, потому что от консервы он мужественно отказался. Зато ее слопала я, облизывая вилку. Повелитель морей обиделся и пошел на погружение. Он что-то булькал под водой, кому-то жаловался, но мне было уже все равно.
Я умылась и побрела спать, душераздирающе зевая.