— Он у нас очень нежный, — умилительно заметила Медуза Горгоновна, поглаживая по голове питончика, который уже сползал с бабушкой на «бизнес-встречу». — Поэтому нам нужна девушка, которая все время будет следить за ним.
Ага, одну минуту. Бегу за подзорной трубой! Настраиваю систему слежки. Первый, Первый! Я — Второй! Ты поел? А в туалет сходить не забыл?
— Мне скучно, — надул губы единственный мужик, играя хвостом. — Мама, так я женюсь или нет?
— Тише! — прошипели на него телокормители и телохранители. — Сиди и молчи. Тебя это вообще не касается! Нельзя доверить ребенка этой! Чует сердце! Ему уже отдохнуть пора после еды! Ползи спать! А мы тут с твоей невестой поговорим!
Что-то это прозвучало как-то угрожающе. Будущий уж пополз в комнату, а на меня посмотрели так, как наверняка смотрели злые сестры на бедную Золушку.
— Не внушаешь ты доверия, — процедила Анаконда Горынышна, всей змеиной тушей плюхаясь на стул. — Ой не внушаешь… Мы решили, что такое счастье, как наш дорогой ползуночек, тебе не светит! Мы поищем кого-нибудь другого!
Трудно делать трагическое лицо, когда тебя распирает от радости. Скатертью дорожка из битого стекла! Я уже заготовила прощальную речь, как вдруг послышался голос.
— А я не спал. Я все слышал. Она мне нравится. Я хочу на ней жениться! — на мои плечи легли руки, заставив съежиться. Еще бы, когда переписывали его детскую карточку, врачи с грустью смотрели на все тома «Войны и мира». А летописцу выдали посмертную премию. — Мне кажется, что я в нее влюбился!
В этот момент на меня посмотрели такими взглядами, что инквизиция скромно отошла в сторонку. На меня загремели сразу все хвосты, а я поняла, что детский сад с погремушками закончился. Начинается суровая школа жизни.
— Ну хорошо, сыночек, — процедила ревнивая мать, глядя на меня змеиными глазами, мол, ничего-ничего, сейчас-сейчас. — Если ты решил, то посмотрим… Мы так рады, что она тебе понравилась…
Тетки улыбнулись зубастыми улыбками, переглянулись и зашипели. Анаконда Горынышна смерила меня очень многообещающим взглядом.
Я только протянула руку, чтобы налить чай, как Гюрза Горгоновна попыталась выхватить у меня чайник.
— Мы с тобой почти родственники, — елейно прошипела она, вырывая у меня чайник. — Дай-ка я себе водички плесну из кувшинчика… Ой, какой у тебя горшочек славный! Ой! Какая я неаккуратная! Разбился такой красивый горшочек! Ай-ай-ай! Но ты не расстраивайся, милая… Новый купишь…
Я смотрела на разбитую кружку и на чайник, который сумела отбить у этой гадюки… Раздался еще один «дзень», и на пол полетела тарелка.
— Ой! Как же так! Я случайно хвостиком задела, — состроила самое грустное выражение лица Гадюка Горгоновна, пока я смотрела на осколки суповой тарелки.
Змейка бежала, хвостиком махнула…
— Вы что творите! — возмутилась я, прищурившись и понимая, что это было объявление войны!
И тут из комнаты выползла Медуза Горгоновна в моем платье.
— А это что за новости!!! — заорала я, пытаясь собрать с пола осколки моей посуды.
— Как тебе не стыдно… Твоя будущая мама захотела померить платье… Просто померить, а ты тут раскричалась, словно она его себе заберет! — расстроенно прошипела Медуза Горгоновна, поправляя рукава. — Какое славненькое, мне так идет… Да, сестрички?
— Ой, — вздохнули змеи, зеленея от зависти. — Просто сидит как влитое! Как по тебе шитое, сестра! А цвет! Ну просто в тон твоих глаз! Неужели твоя будущая дочка не подарит его тебе?
— Нет. Не подарю! Это мое платье! — заорала я, пока Золушка, глядя на меня, радовалась, что у нее всего лишь три родственницы!
— Ну ты и чудовище! Зачем расстроила женщину, которая искренне полюбила тебя, как родную дочь? — зашипели на меня сестры, утешая бедную «маму». — Как тебе не стыдно! Она же просто померила!
— Мама! Я слышу, что ты плачешь! Что случилось? — вполз по стеночке жених. — Кто обидел мою мамочку?
— Никто, ползуночек… Мамочка платье увидела красивое у твоей невесточки… Не удержалась и померила, — всхлипывала мать, пока сестры театрально ее утешали. — А она кричит на меня! Слышал, как кричат на твою мамочку! Чуть ли не воровкой выставила! Без спросу взяла… Да подавись ты своим платьем! Не нужно оно мне! Я же просто померить хотела…
— Зачем ты кричала на маму? — расстроенно спросил мой слепой кандидат. — Она же просто померила! Она столько для меня сделала!
Тут к вою присоединилась бабка. Подвывала она громче всех…
— Мамочка! Тетечки! Бабушка! — метался наш слепой герой, пока его свита изображала плакальщиц на похоронах моих нервов. Траурная процессия несла мои нервные клетки в сторону кладбища. Пока питончик Вася утешал мамочку, мамочка поползла в комнату, чтобы прилечь и отдохнуть от нервного потрясения…
— Моя невеста просто пошутила, — оправдывался за меня питончик Вася, гладя маму хвостом. — Может, у них здесь так не принято…
После этих слов воздушная тревога показалась мне писком помирающей от голода мыши.
— Ну не права она была! Не должна была она на тебя кричать! Я ей выскажу! — успокаивал Василий ревевшую белугой мать. — Я поговорю с ней!
Тетки уже лезли в разбитый шкаф, вытряхивая все, что там есть.
— Вы что творите! — разозлилась я, пытаясь отогнать «родственниц» от шкафа с моими вещами. — Я вам не разрешала трогать мои вещи!
— Как не разрешала? Ты же только что сказала, что можно! Она говорила? — всхлипнула Гюрза Горгоновна. И все змеи дружно подтвердили. — А еще она сказала, что можно брать все, что понравится! Мы же родственники!
— Да не говорила я такого! — Я пыталась собой подпереть створку шкафа и отогнать настырных змей подальше от моего гардероба.
— Вот зря вы на невестушку наговариваете! Совести у вас нет, девочки! — внезапно взяла мою сторону бабка. — Не жадная она, хорошая… Гляньте, что она нам подарила! Какой подарок! Просто загляденье!
Тут даже мать забыла о слезах, приподнялась, а хвост бабушки держал мою шкатулку, которую я прятала под матрасом. Там лежали колечки, бусики и немного золота.
— Ой, как мы были не правы! — покачали головой
