— Положите на место шкатулку! — я попыталась вырвать шкатулку у Анаконды Горынышны, которая уже примеряла колечко, подаренное мне на совершеннолетие, и любовалась сиянием маленького камушка. — Я кому сказала!
— Ой, какая красота! Не может быть! — шептала тетка, примеряя на себя нитку речного жемчуга, который достался мне от бабушки. Вторая тетка уже мерила сережки, которые я себе купила на день рождения. — Какой чудесный подарок!
— Доченька моя, — фальшиво выдавила мать, таща себе серебряный перстень с гранатом. — Ну это же такой дорогой подарок! Зачем же ты нас так балуешь!
Попытки приблизиться к серпентарию закончились потасовкой.
— Слушай, дорогой! — процедила я, бросаясь к питончику, который глупо улыбался и прислушивался. — Я им ничего не дарила и дарить не собиралась. Они сами берут без спроса мои вещи. Бери своих тетушек, мамочек и бабушек и выметайтесь из моей квартиры! Немедленно! А то я вам таких ибабушек покажу, что мало не покажется!
Бабка едва заметно кивнула, пустая шкатулка полетела на пол, а эти сволочи расползлись по квартире. На кухне слышался звон бьющейся посуды и приторные извинения. Цыганский баран и его табор развлекались как могли!
— Тетушки никогда не умели готовить. Ты прости их. Мы же почти одна семья, — гладил меня по плечу несостоявшийся и несостоятельный уж. Где-то в загсе репетировали речь: «Объявляю вас ужем и не ной!» — пока я негодовала, пытаясь спасти свое имущество.
— Я только померяю! Ты мне разрешила! — твердила бабушка, доставая наперебой с матерью остатки моего гардероба. — Ой! Порвалось! Что ж ты так плохо шила! Руки у тебя кривые!
На пол летели рваные лифчики, белье, кофты и даже штаны. Вот конкретно сейчас краснеет очень известный дизайнер и целый модный дом. Все, что не налезало или не нравилось, рвалось цепкими руками, пока я мчалась на кухню, глядя, как сестры сметают хвостами осколки: «Извини, милая! Мы все уберем!»
Я снова бросилась в комнату, где довольные мать и бабка держали в руках все самое пестрое и красивое, словно только что урвали модную коллекцию на распродаже, хвастаясь находками. Что-то я не помню, чтобы объявляла о распродаже личных вещей в связи с закрытием квартиры! Попытки отбить любимое шоколадное платье, закончились для меня плачевно. Мощный удар хвоста бабки отмел меня в сторону стены, знатно припечатав к ней.
— Ой, извини, милая. Ты не ушиблась? — проворковала бабка, пока мать улыбалась и беззвучно смеялась, разрывая мое белье. — Как же так! Прости старенькую… Не заметила…
— Ты не ушиблась? — заботливо поинтересовался ужик, сидя на кровати. — Бабушка иногда бывает очень неловкой. Но она не желала тебе зла… Не обижайся на нее! Вы же точно не хотели ее обидеть? Не обижайте ее, мне она очень нравится… Я думаю, что встретил ту единственную, на которой хочу жениться.
— Конечно, ползуночек! Как я могу пожелать зла твоей избраннице! Она же почти член семьи! А мы тут с мамочкой твоей прибираемся! — заметила бабка, расправляя мою трикотажную кофту с розой, которая должна быть в гардеробе любой бухгалтерши за тридцать и которая сменится на свитер-ангорку с бусинками, когда владелице стукнет сорок пять.
— Сыночек, я люблю ее, как родную дочечку! — проворковала мать, разглядывая полпустой флакон моих «вечерних» духов.
— Положите на место, змеи! — взорвалась я, бросаясь на мать.
— Ой! Перехвалили! — покачала головой бабка, нагребая себе тряпья, пока мать рассматривала красивую застежку на джинсах. И тут Анаконда Горынышна бросила взгляд на мою руку и обомлела. Мать тоже присмотрелась.
— Возвращай колечко, что ты брала у меня померить! Все, поносила, теперь возвращай, — ко мне протянулась рука Медузы Горгоновны. — Не идет тебе! Как ни крути! Велико!
— Это мое кольцо, — прошипела я, пряча за спиной подарок демона.
— А! — заорала бабка, словно я вынесла ей не только мозг, но и тележку не на той остановке. — Воровка! Украла матушкино любимое кольцо! Украла колечко! Мы ей померить дали, а она его возвращать не хочет!
— Как? — удивился слепой уж. — Неужели ты забрала любимое мамино кольцо? Как ты могла? Верни маме колечко! Мама свои колечки бережет! Это ей папа подарил!
— Ага, сейчас! — фыркнула я, готовясь держать глухую оборону. С кухни, отряхивая руки, на шум приползли тетки. — Это мое кольцо!
— Какая прелес-с-сть! — шипели тетки, увидев, как оно мелькнуло на моем пальце в тот момент, когда бабка пыталась хвостом поймать мою руку. Где-то меня морально поддерживал Голлум.
— Не было у нас в семье воров! Не было никогда! — причитала бабка, надвигаясь на меня всей тушей. — Стыдно тебе должно быть!
— Мое колечко! Сыночек, скажи ей, чтобы колечко вернула! — притворно всхлипывала мать, гладя вставшего с кровати сына по плечу. — То самое, с камушком… И ведь попросила же просто померить! Говорит, просто посмотрю, уж больно красивое! Ну я и дала ей! Она же родная нам! И глаза у нее честные!
Вот как раз к честным моим глазам тянулись руки с явным желанием выцарапать их.
— Ой, пригрели змею на груди! — причитали тетки, пока я прятала одну руку за спину и отступала в угол, обороняясь другой рукой. — Змея настоящая! Как не стыдно!
И тут мне на пути подвернулся стул, который я тут же схватила в качестве союзника. У стула было мозгов больше, чем у жениха, который умолял меня вести себя благоразумно и вернуть мамочке любимое колечко. С такими талантами можно смело идти работать мировым судьей. Спиной я уже чувствовала тот самый угол, в который загнала меня жизнь.
— Не подходите ко мне! — шипела я, а змеи шипели в ответ, стараясь держаться на расстоянии стула. Табор явно решил отправить меня в небо на разведку.
— Вот зачем ты так себя ведешь? — причитал уж, разочаровываясь во мне чуть медленней, чем я в нем. — Как тебе не стыдно! Одумайся! Прошу тебя!
Кольцо слетело с пальца при попытке отбиться от Анаконды Горынышны, решившей зайти сбоку. В тот момент, когда кольцо упало на пол, змеи бросились к нему и тут же отпрянули.
— Наказанье мое! Сразу скажи, что ты ни дня без меня не можешь прожить! — усмехнулся демон. — А
