— А я — ангел, — рассмеялся демон, когда я уже понимала, что фотосессии не будет. Пленка кончилась именно на нас! — Ладно, пошутили и хватит. У меня работы море. Держи колечко, мне пора. До встречи.
И тут я поняла, что это развод. Скульптура «Счастливая семья» превратилась в памятник одинокой женщине. Рядом с раскрытым шкафом была куча моих вещей. Интересно, куда делись мои платья и откуда взялись эти тряпочки? Перепись одежды показала, что те трусы, что сейчас на мне, нужно беречь со страшной силой! Ибо они у меня остались одни! Прямо представляю, как буду сушить их феном, бережно развешивать возле вентилятора, сидеть в одном халате и нетерпеливо ждать, когда они высохнут.
— Я пить хочу, — прошептал Васенькая, лупая глазенками. — Пить…
Ну так сползай! Я тебе что, мешаю?
— Принеси мне попить, — Васенька смотрел на меня большими глазками и ковырял хвостиком вздутый ламинат. — Я не умею… У меня хвостик…
В кармане пошел вибровызов, а на экране высветилась тревожная, как у бульдога перед броском, фотография генерального директора.
— Как заплатили, а денег никто не получил? Когда платили? А платежка есть? — нервничала я, слушая, как тихо нудит ужик, а в трубке бубнит генеральный. — А банк что? Что значит — ехать и разбираться? Нет, я не поеду! Пусть… А Лена что? Не может? Так! Я не поняла! И карточки зарплатные забло… что? Вы издеваетесь? А договор у нас с ними до какого?
Люблю, когда диалоги заканчиваются фразой: «Вот это все ты и выясни!» Осмотревшись по сторонам, я присела разбирать завалы вещей в надежде, что там хоть что-то можно зашить. Красная кофта-ангорка с бусинками а-ля «первые заморозки», штаны от спортивного костюма «классика подворотни» — это единственное, что подлежало ремонту. Известные модельеры потерли руки, предвкушая мой выход в свет. Я стала искать туфли, но даже туфель не было! Две кроссовки мужские отечественные, три пары туфель импортных, куртка замшевая. Одна. Все, что нажито непосильным трудом!
— Так, милый, — спортивные штаны придавали мне «плюс сто пятьсот» к борзости. — А где твои мамы, бабушки и тети? А? А ты не в курсе, что они меня обнесли? Слегка ограбили, если можно так сказать?
— Они не могли, — твердо сказал ужик, все еще умирая от жажды. А через минуту он скукожился и заплакал: «Мамочка, ты где? Забери меня отсюда!» Я в надежде, что материнское сердце дрогнет, осмотрелась по сторонам.
И тут я увидела пакет, до которого добраться не успели. После трех узлов и «мать твою!», адресованного несостоявшейся свекрови и остальной родне с глазами видющими и руками загребущими, я сумела вытащить на свет божий девятисантиметровую шпильку. Я точно помню, что обувала ее один раз в жизни. Один. Незабываемый и незабиваемый. Раз. Каждый шаг давался мне с трудом, а походка требовала, чтобы нашелся герой, который возьмет на себя заботу о девушке-паралитике. «Девушка! Давайте еще потанцуем?» — приставали ко мне весь вечер, пока я пыталась своей унылой хореографией намекнуть на то, что меня нужно носить на руках.
Нацепив все уцелевшее под монотонное нытье: «Я голоден! Покорми меня! И пить хочу! Принеси мне водички!» — я посмотрела на себя в зеркало. Может, присесть приличия ради? Отличные спортивные штаны изумительно сочетались с каблуками и кофтой. «Ну что, ребята? Где деньги?» — присела я на корточки, пытаясь удержать равновесие. Не знаю, как банк, но теперь не мужики у меня, а я у мужиков могу спокойно просить телефончик. Причем не номер, а аппарат. Зачем мне просто номер? Номер мне не нужен!
Ко всему этому безобразию отлично подходила красивая сумка. Под окном парковалась машина, откуда заунывный голос под однообразные аккорды вещал о воровке, которая спуталась со служителем правопорядка. Ладно, попробуем позвонить и узнать, что там с нашими деньгами!
— Алло, здравствуйте! — прокашлялась я, поглядывая на горячую линию нашего банка, найденную в Интернете.
— Банк «Возрождение». Ежиков слушает вас! — вежливо заметил мужской голос. — Чем могу вам помочь?
Так, у меня нигде не завалялся дохлый ежик? А то мало ли! Погодите! Одну минутку! Я всячески пыталась взять себя в руки.
— Банк «Возрождение». Ежиков слушает вас! — настаивал на моей душещипательной потребительской истории оператор Евгений Ежиков. Я была красноречива как никогда. — Я только что проверил! Мы отправили платеж! Деньги должны были уже прийти! Всего хорошего!
Отлично! Где этот счет на корпоративной почте? Какого числа его отправляли?
Я вытащила тарелку из микроволновки, положила ложку перед страдальцем и продолжала выяснять методом: «Подождите, я вас сейчас переключу на…» — кого еще возрождает банк, кроме ежиков, комаров, котов. На стульчике в смиренной позе ожидания с открытым ртом кукушонка сидел и гипнотизировал тарелку питончик Вася. Я тоже честно ждала, когда картошка научится сама прыгать в рот. Мясо еще не научилось, но надежды мы не теряем.
— Алло, здравствуйте, — зевнула я, чувствуя, как меня дергают за ангорку, требуя, чтобы я взяла ложку и принялась кормить удава.
— Банк «Развитие» Козлов! Чем могу вам помочь? — выдохнул мне голос, пока я глазами искала умственно отсталого козла отпущения, чтобы хоть как-то сдвинуть процесс обучения хотя бы с «Бе!» на «Вэ». Я снова описывала историю, пока бедный жених орал, что вот-вот уписается голодной смертью.
— Нам платеж не приходил! Спросите у своего банка! Еще вопросы есть? — равнодушно ответили, пока мне очень хотелось задать насущный вопрос кадровой службе с отменным чувством юмора. Я снова набрала наш банк, слыша, как нытье рядом переросло в скулеж. И снова изложила свою историю новому оператору. История стала немного длиннее и слегка красочней. Меня обещали перевести на службу безопасности, если я переживу двадцать минут отвратительной музыки, разрывающей барабанную перепонку и динамик.
Несостоятельный и несостоявшийся уж начал орать, что я его голодом морю, пока мое ухо терроризировали хрипловатой классикой! Пришлось взять ложку, мысленно прося прощения у всех соседей.
— Горячее! — скулил Васенька, кривясь так, словно я засовываю ему в рот не ложку, а раскаленную плойку.
— Банк «Возрождение». Носков! — мрачно заметил голос после того, как я пережила двадцать пять минут концерта Рахманинова с моими нервами, запихивая еду в горло прожорливому
