– Я хочу, чтобы вы просто помогли мне. Я не знаю, что происходит, не знаю, почему вы меня не узнаете. Но мне нужен мой сын. Его шкафчик здесь. – Я отступил назад и открыл дверцу, на которой была приклеена табличка с армянской фамилией. Женщины последовали за мной, испуганно вытягивая шеи и с опаской заглядывая в шкафчик, словно там мог сидеть сам «бабай».
– Так вы отец Артурки? – вдруг изрекла нянечка.
– Какого Артурки?! Здесь чужие вещи! Я же вам объясняю, кто-то перенес вещи Максима. Может, Вероника забрала или дед?! Но вот парень, такой с автоматом, черноволосый, он меня узнал, Оля! Он же крикнул, когда я только появился, – «папа Максима пришел!» – помните?!
– Да, – неуверенно согласилась она.
– Где он, этот мальчик?
– Артурка? – вновь пробасила нянечка.
– Антонина Степановна, какой Артурка?! Я вам говорю про мальчика, который… Или вы имеете в виду, – вдруг осенило меня, и я повернул к себе дверцу шкафчика. – Это он и есть Артур Аргосян?
– Арагоцян, – поправила меня Ольга. – Постойте здесь…
Она на секунду задумалась, внимательно посмотрела на меня еще раз. Но потом, видимо, решилась. – Сейчас я его позову.
И она ушла в группу. Нянечка смотрела на меня с недоверием, подперев своей пухлой рукой бок, как бы преграждая мне дорогу в группу:
– А вы из Колобанова, что ль? – вдруг спросила она, следуя какой-то собственной логике.
– Точно, Колобаново, – кивнул я сам себе, вспомнив название деревеньки, где компактно проживал ее муж с артритом.
В этот момент дверь группы открылась. В двух шагах от входа стояла воспитатель, а рядом с ней тот самый черноволосый пацан.
– Артур, – спросила она, присаживаясь на корточки рядом с крепышом, – ты знаешь этого дядю?
– Нет, – покачал тот головой.
– Погоди, – подался я вперед, упираясь в мощную грудь тут же выдвинувшейся мне навстречу Антонины Степановны. – Но ты же сказал…
– Мужчина, – перебила меня нянечка, – я сейчас охрану позову. Стойте на месте!
– Артурка, – продолжила, в свою очередь, воспитатель, – когда дядя пришел, ты сказал, что пришел папа Максима. Какого Максима?
Артур молчал, сосредоточенно глядя на дверной косяк.
– Ты знаешь его? Это твой друг? Из какой он группы? Дядя, видишь, потерял…
– Мне кот сказал, – вдруг выпалил мальчишка и поднял на меня глаза. – Он сказал мне, что придет папа Максима.
– Кто сказал? – не понял я.
– Кот.
– Опять кот? – сочувственно протянула Ольга и, погладив его по голове, добавила: – Понятно. А самого Максима ты знаешь или, может, этого дядю видел?
– Нет, – еще раз энергично замотал головой Артур.
– Ну, беги, – воспитатель встала и обернулась ко мне, – вы знаете, Артур ошибся. У него… бывает.
– Что «бывает»? – никак не мог взять я в толк.
– Понимаете, у детей есть вымышленные друзья. У кого-то клоун, у кого-то скелет, а у Артура – Кот. Он часто про него рассказывает, что кот приходит к нему. Они играют, когда никого нет дома. Но в действительности Кота не существует. Так что, если вашего сына зовут Максим, это просто совпадение. Кот мог «сказать» ему, – она подняла пальцы рук и изобразила кавычки, – все что угодно. Но в действительности это просто детские фантазии. Давайте поступим так: вы подниметесь к заведующей, я думаю, что Ирина Ивановна уже пришла, и у нее проверите по спискам, в какой группе ваш сын. Только не говорите, что я вас отправила. А то потом проблем будет – не оберешься.
– И про то, что были у нас в группе, не надо говорить, – добавила нянечка, и, уже обращаясь к Ольге Владимировне, добавила: – Пусть скажет, что через охрану пришел, правильно? Я его сейчас отведу.
– Нет, нет, – затряс я головой. – Постойте! Какой вымышленный друг? Что за бред?.. Хотя… Ладно, давайте, поднимусь к заведующей. Ок, через охрану.
Я понял, что спорить бесполезно. Мое возбуждение вдруг сменилось таким странным безразличием, которое бывает у спортсмена на дистанции, когда он понимает, что точно проиграл – выпал из призов или не сдал норматив. Вроде добежать до финиша надо, но уже незачем. Лучше в следующий раз.
Так и я, кивнув на прощание «Оленьке», безропотно побрел по знакомым коридорам детского сада за нянечкой в комнату охранника Витали – отставного десантника с золотыми зубами, который любил травить похабные анекдоты, не особо разбирая, кто его аудитория – отцы или мамочки с колясками.
– А ее нет, – сказал Виталя, отрываясь от маленького, идущего полосами телевизора.
– Ясно, – кивнул я. – Ну ладно, пойду тогда.
– А может, подождете? – Нянечка даже как-то сочувственно посмотрела на меня. – Она уж должна подойти.
– Да нет, спасибо, – приоткрыл я входную дверь. – Я ей позвоню. У меня телефон есть. И правда, что-то перепутал, наверное.
Выйдя на улицу, я повернул к калитке и, чувствуя на себе взгляд вышедшего вслед за мной Витали, шагал к ней не оборачиваясь. Через минуту я был в машине. В том же странном состоянии покоя.
Мне нужно было побыть одному. Собраться с мыслями.
Складывая, все, что случилось за сегодняшнее утро, я наконец понял: никто, кроме меня, ничего не знает про Максима. Ни Вероника, ни отец, ни воспитатели. Знает только вымышленный друг армянского мальчика. Но это было просто смешно.
Чтобы не вызывать подозрений, я отъехал от сада на пару кварталов и припарковался у трансформаторной будки.
Правда была в том, что я просто не знал, что мне делать. Я не стал звонить родителям Вероники, не стал звонить своей сестре, чтобы не вызывать у них лишних вопросов относительно своего душевного состояния. Сидя в машине, листал галерею своего телефона, уже не удивляясь тому, что в ней не было ни одной фотографии сына. То есть все осталось – наши путешествия с Вероникой, какие-то конференции по работе, шашлыки на даче, даже поездка к родителям жены в Питер. Но нигде не было Максима.
Вдруг снимки пропали, и на экране появился входящий вызов. Звонил мой отец.
– Да, пап, привет, – снял я трубку.
– Привет. Ну что там? Ты заедешь или нет? А то еще утром сказал, а время уже к обеду.
– Прости… замотался тут слегка…
– А ты где, на работе уже?
– Нет, тут в районе. Надо было заехать по делам. Я сейчас приеду к тебе. Прости, что задержался. Что-нибудь купить?
– Да не надо ничего. Чай есть. Печенье овсяное. Пельмени могу сварить… Ты что, с Веркой поцапался, что ли?
– Ну так, слегка.
– То-то я смотрю, ты какой-то грустный. Давай, приезжай.
– Пельмени… – начал было я, но он уже положил трубку, поэтому добавил я уже сам себе: – не надо.
Через десять минут я вошел в отцовскую квартиру, увешанную большими фотографиями выступления его оркестра. Это мы с сестрой подарили ему на шестидесятилетие. Отобрали все из домашнего архива – Камрань, Кубу,
