– Слушай, Селтси, ты еще там? Или трубка болтается у стенки? Селтси, послушай. Если ты меня слышишь, я здорово вляпался, и не только я. Селма тоже. Не знаю, сможешь ли ты уладить дело, но если не ты, то никто уже не поможет.
Угу. Селма. Как и с Фарки, мы учились с ней в одной школе. Она ушла после одиннадцатого класса. Мы продолжали общаться постольку-поскольку. Она работала в кафе «Дорогой кофе» в шести кварталах от меня. Я сглотнула слюну. Неделю назад я как раз наслаждалась ее кофе, редкое удовольствие для меня. В тот день она выглядела подавленно. Даже не спросила, как мои дела, зато поинтересовалась, что я желаю, хотя прекрасно знала, какой кофе я предпочту.
– Что случилось с Селмой? – спросила я ровным голосом.
Нетрудно догадаться. Наверное, он и ее обчистил до нитки.
– Я расскажу тебе, но это действительно долгая история. Могу я зайти?
– Нет. Судебный запрет все еще в силе.
Ложь. На самом деле он истек несколько месяцев назад.
– Что? Все еще в силе? Боже, Селтси, уже год миновал!
– Да, у него срок больше года.
– Хорошо. Пускай. Но мне нужна твоя помощь. Твоя магия. Ты должна это сделать ради Селмы, если не для меня.
– Ради Селмы – пожалуй, но не ради тебя.
Похоже, произошло что‐то из ряда вон и благодарности можно не ждать.
– Хорошо, согласен. Несколько месяцев назад я попал в беду. Клянусь, я не знал, что так получится. Броди просит меня подвезти его до магазинчика. Хочет, типа, кукурузную лепешку с начинкой. Я везу его, и он говорит: «Подожди меня». Входит внутрь, потом выбегает оттуда, залезает в машину и кричит: «Езжай, езжай!» Я еду, он оглядывается, а я думаю: «Что, к чертям, он там делал?» Он говорит мне поколесить немного до Лейквуд и обратно. У него на коленях коричневый мешок. Когда мы приезжаем к нему домой, он вытряхивает из мешка на стол деньги.
Ну, я так и думала. Это же Броди.
– Тут я ему: «Ты что, магаз обчистил?» А он: «Чувак, я купил прошлый раз у них три лепешки, пришел домой, а в пакете только одна. Я вернулся. Они говорят: «Нехорошо», но толку чуть, ничем не помогли, поэтому они как бы у меня в долгу». Я ему: «Это ты зря, глупость сделал». И тут в дверь ломятся. Копы. Увидели его на камере наблюдения и сразу узнали. Ну и меня тоже арестовали.
Я уже устала от этой жалкой хрени.
– А Селма-то тут при чем?
– Я как раз к этому подвожу.
Слезливые, визгливые нотки в голосе, знакомые до тошноты. Я чуть не бросила трубку, но сжала ее покрепче и прикусила губу, набираясь терпения.
– Так вот. Мне досталась судья Мейбл. Слышала о ней?
Еще бы. В Такоме все знают судью Мейбл. Она местное сокровище. Заставила магазинных воришек носить сэндвич-рекламу перед магазинами, в которых они воровали. А любители «клубнички» в дождь и зной стояли с дорожными знаками на тех углах, где пытались снять девочек. Я ждала продолжения.
– Она мне, типа, говорит: «Раз вы так любите катать друзей, то можете подвозить пожилых граждан, которым потребуется куда‐нибудь поехать». А если клиенту услуга не придется по нраву – в тюрьму.
Ну, я и согласился, думал, что легко отделался. Через несколько дней получаю задание и на автобусе еду к миссис Труди Мего, потому что машины у меня нет. Стучусь, она выходит, и это, типа, не какая‐нибудь добрая бабуля. Натуральная обитательница склепа в женском платье. Костлявая физиономия, сквозь седые патлы проглядывает странной формы череп, на высохших лапках перчатки, вся в черном: платье, чулки, туфли. В руках черная трость, да еще черная сумочка, из которой торчит сложенная газета. Но черт с ним, все равно лучше тюрьмы, правда? Под навесом стоит старый «Мерседес», в общем, круто. Я раньше никогда не ездил на «мерсе».
Ну, дает она мне ключи, я открываю дверь. Вроде все в ажуре, сажусь в машину, внутри воняет уксусом. Сильный запах. Я завожу «мерс», и вдруг она вопит как резаная: «Вылезай! Открой мне дверь!» Типа хочет сесть сзади, а я буду сидеть впереди один. Да ради бога! Я выхожу, открываю заднюю дверцу, она подходит к машине, садится и потом наклоняет голову, втягивает в машину руки, ноги и трость. Клянусь, ну чисто тебе паук, осьминог или какое‐то животное, прячущееся в норку. Я закрываю дверцу и спрашиваю, в какой магазин поедем. Она выхватывает из черной сумочки сложенную газету и говорит: «Поезжай. Потом скажу». Я ей: «Я должен вас отвезти в магазин». Она наклоняется и бьет меня газетой по затылку, попутно сообщая, что машина ее и она скажет, куда ехать, когда будет готова. В противном случае она пожалуется в социальную службу. Потом достает из сумочки как-там-это-называется и начинает пудриться целую вечность.
Эта басня меня изрядно утомила. Я подумывала бросить трубку, пусть себе болтается у стены на витом проводе, а я пойду, дочищу клетку. Я оглянулась, чтобы взглянуть через дверь со шторами на переднюю комнату моего магазина. За окном шел дождь, очереди страждущих покупателей снаружи не наблюдалось. Я растянула телефонный провод на всю длину и налила себе еще чашечку. Долгий, смакующий глоток божественного кофе.
– Селтси? Ты здесь? Я слышу, ты пьешь кофе. Черт, я испугался, что ты бросила трубку. Или нет, не бросила, я бы услышал гудки, просто на минутку отпустила, да?
– Я брошу трубку, если ты так и будешь сопли жевать. Что случилось с Селмой?
– К этому-то я и веду. Но погоди, все по порядку, иначе ты не поймешь.
– Так в чем же дело?
– Знаешь, я звоню из аптеки, и у меня кончились монеты. Можно я приду? По-жа-луй-ста!
Мне хотелось встретиться с ним в парке, но сидеть на мокрой скамейке под дождем рядом с этим…
– Хорошо, – сказала я и повесила трубку.
Вот же идиотка. Знаю ведь, что нельзя его пускать. Я почистила клетку и оставила ее сохнуть. Вытащила чистые подстилки из стиральной машины и положила их в сушилку. Я вынимала посуду из посудомоечной машины, когда звякнул дверной колокольчик. «Звонок-попрыгун», так называли его папа и дедушка, колокольчик был из старомодных созданий, такой, на пружинке. В магазинчике осталось много всякой ерунды с тех времен, когда дедушка держал тут волшебную лавку. Его товары – карты для фокусов, цилиндры, перчатки на большой палец, шелковые шарфы и дымный порох. Насколько я помню, в магазинчике продавались только необычные вещи. Иногда мне становится интересно, что бы он подумал обо мне? Ошейники, поводки, кошачьи игрушки на той самой витрине, где раньше висел реквизит для волшебных фокусов.
Колокольчик возвестил о приходе почтальона. Когда вошел Фарки, я сортировала счета по дате оплаты. Настоящее имя моего приятеля Эммануэль Фаркар. Фарки звучит ничуть не лучше. Я своим глазам не поверила! Чисто выбрит. Подстрижен. Дорогая рубашка застегнута на все пуговицы. Джинсы и ботинки. Я не видела, чтобы он выглядел лучше с тех пор, как мы фотографировались для школьного альбома в восьмом классе. Он взглянул на меня слезливыми карими глазами.
– Она заставляет меня так одеваться, – пожаловался он. – Вручила мне эту рубашку и отобрала мою майку с «Нирваной».
Затем, прищурившись, Фарки оглядел магазин.
– Что‐то слишком тихо. Где Купер?
Купер – большой трехцветный кот, которого мне подбросили четыре года назад.
– Спит где‐нибудь, – для светских бесед настроения не было. – Так что там с Селмой?
– Я расскажу тебе, расскажу.
Грустный
