уже не волновал нас так сильно и не приковывал к себе столько внимания. Что касалось долины, где отвратительные твари прикончили нашего Джоба, то и там все было тихо и ни одна тень не шевельнулась в серебристом свете луны, в чем я имел возможность убедиться своими глазами, ибо еще с вечера решил про себя, что во время своего дежурства буду поглядывать в ту сторону как можно чаще; вместе с тем, опустошенная огнем долина выглядела столь сверхъестественно-уныло и рождала столь беспокойные мысли, что я старался скорее отвести взгляд. В конце концов, здесь, на вершине утеса, мы могли не опасаться нападения дьявольских тварей; мне даже представлялось, что пожар в зарослях грибов научил их бояться нас или вовсе прогнал обратно в морскую пучину, из которой они, по всей вероятности, явились, но насколько эти мои предположения соответствуют — или не соответствуют — истине, мне суждено было узнать лишь впоследствии.
Должен признаться, что, пока я стоял на вахте, мысли мои были заняты не столько долиной или продолжавшим мерцать на судне огнем, сколько моим планом постройки гигантского лука или аркбаллисты; всевозможным деталям этого плана я уделил столько внимания, что к моменту, когда меня пришли сменять, я уже твердо знал, как нужно действовать и с чего следует начать завтрашним утром.
На следующий день, сразу после завтрака, мы приступили к работе над нашей метательной машиной: я объяснял, что нужно делать, а боцман командовал матросами. Согласно моему плану, в первую очередь следовало поднять на утес пятнадцатифутовую половинку стеньги (другая половина пошла на батенс для ремонта шлюпки).
Для этого мы все спустились на пляж, где лежали обломки мачты, и, взяв нужный нам кусок, перетащили к подножию утеса. Затем послали наверх одного из матросов, и он спустил нам канат, с помощью которого во время шторма мы крепили плавучий якорь; крепко привязав конец каната к стеньге, мы снова поднялись в лагерь и ценой многих усилий втащили ее наверх.
Прежде чем я мог действовать дальше, плоскую часть полукруглой заготовки нужно было выровнять, чтобы она стала прямой и ровной; за эту работу боцман взялся сам, а я с несколькими матросами спустился к тростниковой роще, в которой с великим тщанием выбрал самые прочные стволы для плеч гигантского лука; затем отыскал несколько прямых и тонких тростин, из которых намеревался сделать стрелы. Срубленные стволы мы отнесли в лагерь, где я собственноручно очистил их от листьев, отложив последние в сторону, ибо и для них нашел применение. Выбрав с дюжину тростин, я опилил их до длины двадцать пять футов и сделал на концах углубление для тетивы. Двух человек я еще раньше послал на пляж, чтобы они срезали с мачты пеньковые ванты; когда они вернулись, я велел им расплетать принесенные канаты, чтобы извлечь скрытые под слоем просмоленного шкимушгара белые мягкие каболки.[91] Когда эта работа была закончена, я с удовлетворением убедился, что каболки нисколько не подгнили, и тут же приказал самым искусным в такелажных работах матросам сплести из них юзень,[92] предназначавшийся мною для тетив луков. Я сказал — «луков»; думаю, мне следует пояснить свои слова. Поначалу я намеревался сделать один большой лук, плечи которого состояли бы из нескольких связанных в пачку стволов, но, поразмыслив, счел такую конструкцию не сильно удачной, так как при выстреле значительная часть мощности лука расходовалась бы на взаимное перемещение этих самых стволов. Чтобы избежать этого и заодно облегчить натягивание лука (проблема, которая вызывала у меня наибольшие затруднения), я в конце концов решил сделать двенадцать отдельных луков, которые собирался прикрепить к концу ложи один над другим таким образом, чтобы они находились в одной плоскости. Благодаря такому расположению я мог натягивать луки по очереди, зацепляя тетивы одну за другой за стопорный крюк, а чтобы все двенадцать действовали как одна, я собирался связать их в том месте, на которое приходился черенок стрелы. Все это я объяснил боцману, который, оказалось, тоже ломал голову над тем, как мы будем натягивать столь мощный лук перед выстрелом, а главное, как мы будем натягивать на него
Потом боцман сказал мне, что подтесал и выровнял плоскую сторону будущей ложи, и я показал ему, где он должен выжечь канавку для стрелы; по моей задумке, канавка должна была тянуться от одного конца ложи до другого и быть сколь возможно ровной и прямой, ибо от этого зависела точность стрельбы. После этого я вернулся к своей работе, так как еще не закончил делать зарубки на концах луков. Это, однако, не заняло много времени, и, закончив, я попросил принести мне готовый кусок юзеня. С помощью одного из матросов мне удалось натянуть его на лук, который получился очень упругим и настолько тугим, что мне приходилось напрягать все силы, чтобы согнуть его.
Тут мне пришло в голову, что, пока мы готовим лук, следовало бы поставить несколько человек сплетать линь, который мы будем привязывать к стреле, ибо я решил, что для уменьшения его веса он должен быть свит в одну каболку из той же белой пеньки. Вместе с тем линь должен был обладать достаточной прочностью, поэтому я убедил матросов разделять каболки и сплетать половинки между собой. Это была кропотливая и нудная работа, которая заняла очень много времени и была закончена уже после того, как был готов лук, но в конце концов я все же получил очень легкий и крепкий трос длиной свыше полумили.
Пока матросы трудились над линем, я занялся стрелами, ибо это была едва ли не самая ответственная часть работы, так как от балансировки и прямоты метательного снаряда зависело очень многое. Вскоре мне удалось изготовить очень неплохую на вид стрелу, которую я выстругал ножом и, оперив листьями, вставил в пустотелый передний конец небольшой болт из запасов боцмана; по моим представлениям, болт должен был стабилизировать стрелу в полете, однако проверить правильность моего выбора можно было только опытным путем. Не успел я закончить, как ко мне подошел боцман; он прожег в ложе направляющую канавку и хотел, чтобы я взглянул на нее, что я и сделал, и должен сказать: работа была выполнена на редкость аккуратно.
Я так подробно описывал, как мы строили нашу аркбаллисту, что совсем забыл упомянуть о времени — о том, как после многих трудов мы сели обедать, как люди с корабля снова махали нам руками, а мы отвечали на их сигналы и написали углем на парусине: «Ждите!»; кроме того, несколько человек готовились к предстоящей ночи, собирая топливо для нашего костра.
Но вот наступил вечер, однако мы не прекращали работу; боцман велел разжечь второй костер рядом с первым, и при его ярком свете мы трудились еще довольно долго, не замечая бега времени, ибо наши занятия захватили нас с головой. Наконец боцман приказал нам заканчивать и садиться ужинать; после еды мы больше не работали, а отправились спать, так как все очень устали. У костра остались только вахтенные, которых боцман назначил сразу после ужина.
Когда настал мой черед охранять лагерь, я успел проспать несколько часов и, несмотря на утомление прошедшего дня, чувствовал себя бодрым и свежим. Как и в предыдущую ночь, я заполнял свое дежурство размышлениями о конструкции большого лука и в конце концов нашел превосходный способ закрепить луки на ложе, ибо до этого я пребывал в сомнениях, не зная, на каком из возможных вариантов следует остановиться. Сейчас я решил вырезать в торце ложи двенадцать горизонтальных углублений, в которые и поместить средние части луков, одна над другой, а потом привязать их к болтам или гвоздям, забитым с обеих сторон в боковые поверхности колоды. Эта идея мне очень понравилась, так как позволяла надежно и без особого труда закрепить луки в нужном положении.
Несмотря на то что я действительно много раздумывал над устройством моей метательной машины, не следует думать, будто я пренебрегал обязанностями часового; напротив, я усердно обходил площадку, на которой был разбит лагерь, на случай непредвиденных обстоятельств, держа наготове тесак, однако мое дежурство прошло в целом спокойно, если не считать одной странности, вызвавшей во мне непродолжительное беспокойство. Дело было так: когда я приблизился к нависавшему над долиной краю утеса, мне вдруг пришло в голову посмотреть вниз. Луна по-прежнему светила очень ярко, и в ее холодных лучах долина между утесами выглядела совершенно безжизненной, однако в какой-то момент мне показалось, что среди сморщенных, почерневших, но не сгоревших до конца грибов, одиноко торчавших у колодца почти в самом ее центре, я различаю какое-то тайное движение. Это, однако, могла быть и иллюзия, порожденная угрюмым видом местности; кроме того, меня мог обмануть и неверный лунный свет, который, как я хорошо знал, способен порой придать самые фантастические очертания даже знакомым предметам. Все же мне хотелось быть уверенным, что с той стороны нам не грозит никакая опасность, поэтому я отступил на несколько шагов назад и, отыскав на земле подходящего размера камень, с разбега метнул его в долину — примерно в то место, где, как мне показалось, что-то промелькнуло несколько секунд
