Амон не знал, почему это потеря руки страшнее, но считал за лучшее согласиться. Тем более, Анубис был с ним энергичен, и если прочий мир казался тьмой, то Анубис был темным пульсирующим маяком.
Может, потому что они слишком много путешествовали и влипали вдвоем. Амон привык к Анубису. И сейчас понимал того, когда он цеплялся за Сета.
Иногда и правда надо просто за кого-то цепляться.
К вечеру Анубис исчез, зато пришла Эбби. Если остальные старались не напоминать о слепоте или просто не знали, как себя вести с Амоном, то она, как и Анубис, нисколько не смущалась. Брала его за руку и уверенно вела вперед.
Эбби не настаивала куда-то идти или делать что-то определенное. Она вообще ни на чем не настаивала, но предложила почитать.
— Мне нравится делать это вслух, а ты мог бы послушать. И объяснишь мне непонятные места.
Не знала Эбби многого: например, что стога называются стогами. Но училась она с любопытством.
— Ты не слушаешь.
Амон вздрогнул и чуть повернул голову в сторону Эбби. Он и правда отвлекся и не сразу заметил, что она замолчала. Читала она не очень ровно, с паузами, как будто не всегда понимала слова.
— Ты не слушаешь, что я читаю.
— Извини. Просто… не знаю, у меня сегодня весь день плохое предчувствие.
Эбби промолчала. Может быть, пожала плечами, Амону оставалось только догадываться. Ему нравилась компания Эбби, но к вечеру утренний комфорт и удовлетворение всё больше улетучивались, давая место беспокойству.
Это было глупо.
— Я ведь могу навсегда остаться таким, — внезапно для себя сказал Амон. И понял, что это правда. — Так и будешь читать мне?
Он хотел оставаться милым, но так сложно это делать, когда перед тобой только тьма. Тогда ты сам становишься этим мраком.
— Ты показал, что я могу быть не одна. И ты не один. Они найдут способ помочь тебе — или привыкнешь. Ведь это всё равно ты.
Амон пожал плечами. И поймал себя на мысли, что не всегда использует жесты, забывая, что это он их не видит, а другие-то отлично.
Он сидел на диване в гостиной, ощущал на коже тепло от лучей заходящего солнца. Услышал, как хлопнулась на стол книга, а Эбби прошуршала тихонько. Почувствовал, как она оказалась рядом. Ее голос зазвучал прямо перед Амоном:
— И ты всё еще можешь ощущать.
Ее пальцы осторожно легли ему на веки и закрыли их, скользнули по щекам на плечи. Эбби наклонилась, так что Амон ощутил, как пряди ее волос задели его кожу. Ее губы коснулись сначала одного закрытого глаза, потом так же бережно второго. Опустились ниже в почти целомудренном поцелуе. А потом Эбби кончиком языка лизнула его губы и захихикала, когда Амон вздрогнул.
Она села рядом, прижимаясь, не требуя большего, и Амон был благодарен за это. Он сам сейчас не был готов к чему-то еще. Спрятал лицо в ее волосах.
Он помнил, что они светлые, выкрашенные на кончиках в розовый. А глаза Эбби желтые, с вертикальным зрачком, как у змеи — потому что она и есть древняя змея Апоп. Не совсем богиня, но они смогли с этим «что-то придумать».
Нагретая солнцем змея, с тонким язычком и гибким телом.
Она из воздуха и льна. Из чего-то легкого, подобного солнечным лучам.
И Амон улыбнулся, вдыхая запах горьких трав от волос Эбби.
Уж этого не смогла отнять даже Тиамат: он мог чувствовать.
Бабушку Марты звали Элизабет, и она оказалась очень рада гостю.
Провела Анубиса на кухню, налила ароматный ромашковый чай.
— Я просто хотел поблагодарить, — сказал он. — Когда ночью вваливаются незнакомцы в крови, можно и выставить их вон.
— Ты не был таким уж незнакомцем.
Когда Элизабет улыбалась, морщинки в уголках ее глаз становились глубже — и в то же время именно они неуловимо напоминали молодую женщину, которую Анубис встретил когда-то.
Он не вспомнил ее в тот раз, когда пришел, но он тогда вообще мало что видел. Потом Персефона рассказала, и в памяти Анубиса тут же возникла невысокая женщина с затянутыми в узел волосами. Ее красивый муж и маленький ребенок, который умирал.
— Ты помог моему сыну, — сказала Элизабет, разливая чай. — Я помню это.
— Я ускорил его смерть.
Элизабет улыбнулась, понимающе, мягко, как простая смертная женщина, которая знала куда больше древнего бога.
— Иногда смерть может приносить облегчение. Мой Генри сильно болел, и это было ужасно. Видеть, как он мучается, но не в силах помочь. Это самое ужасное, что только может быть, видеть боль своего ребенка без возможности облегчить ее.
Она задумчиво взяла из вазочки одну из конфет, которые принес Анубис, но не стала пробовать.
— Я рада, что ты смог забрать его боль, сделать его переход легким. Я благодарна за это. И муж был.
— Где он сейчас?
— Умер пару лет назад. Дочь живет в пригороде, зовет переехать к ней, но я никак не решаюсь. Да и Марте удобно, она учится в Лондоне, иногда ночует у меня, когда поздно возвращаться.
— Сегодня придет?
— Нет. — Элизабет снова улыбнулась, на этот раз куда задорнее. — Но она часто о тебе говорит. Хотя, конечно, не поверила, когда я сказала, что ты и правда древний бог. Но появление твоего брата из воздуха было очень убедительным. Решил вскружить моей внучке голову?
— Даже не думал! — возмутился Анубис.
Он ощущал себя смущенным, и сам взял конфету: сладкое всегда любил. Элизабет хихикнула, совсем как девчонка:
— А может, она просто хочет узнать, каково это, поцелуй с пирсингом в языке.
— Я слишком стар для нее!
Маленькая кухонька казалась очень уютной, а чай действительно вкусным. Элизабет чем-то напоминала Нефтиду, может, поэтому Анубис проникся к ней такой симпатией — или просто был благодарен, что она не бросила их с Персефоной.
— Мне всегда было интересно, — сказала Элизабет, — а боги знают, что такое смерть и потери?
— Мы… ну, в теории можем жить вечно. Если тело умирает, наша божественная сущность просто возвращается в него и запускает снова. Даже тела у нас не совсем человеческие. Но… да, божественную сущность можно убить. И мы знаем, что такое потери.
— А семьи? У тебя она есть?
— Да, — улыбнулся Анубис. — У меня есть семья.
Видимо, что-то в его улыбке было такое, что Элизабет сама улыбнулась, тепло и очень светло, а на ее лице снова показались морщинки.
Анубис провел у нее еще некоторое время, пока телефон в кармане не завибрировал. Тогда он распрощался и нырнул в темные городские улицы.
Мотоцикл Анубис не брал, не уверенный, что не будет пить. Сунув руки в карманы, он
