— Не спится. Сам-то?
— Мне нужно не очень много времени на сон. Забыл? Ты слишком долго меня игнорил.
— Только не начинай. Ты сам увлекся своим бизнесом.
— Прибыльным! А ты музыкой. И чаем.
Взгляд Сета, направленный на чашку Гадеса, явно выражал весь божественный скепсис, на который только способен бог хаоса. Гадес закатил глаза:
— Иногда ты такой зануда.
— И это говорит мне самая занудная задница нескольких миров!
В последнее время они действительно не так часто встречались, хотя жили в одном городе. Гадес ни за что не признал бы вслух, но отлично понимал, что сам не хотел ни с кем встречаться. Предыдущая жизнь Персефоны оказалась одной из самых коротких, а нынешнее ожидание настолько длинным, что Гадесу не хотелось кого-то видеть — только музыка его действительно увлекла. Хотя изначально это Сет сказал, что Гадесу стоит попробовать себя в этом и подкинул пару записей.
Теперь Сет раскрывал кухонные шкафчики, явно в поисках. Его псы тоже появились, размытыми пятнами крутясь под ногами или таясь под стульями, сливаясь с тенями. Отдохнувший Цербер тоже был здесь, лежал на полу рядом с Гадесом. Доберман делал вид, что ему всё равно, но поглядывал на псов Сета. А те выгадывали момент и успевали подбежать и ткнуться в шею Цербера носом или куснуть за ухо.
Адский пес ворчал, но возражал больше для вида. Крупнее и массивнее теневых псов, он легко мог бы их разогнать, но не торопился.
— Вот.
Гадес с сомнением смотрел на бутылку, которую Сет выудил из шкафа и поставил на стол. Мутное бордовое стекло навевало неприятные ассоциации со смертью или сокровищами пиратских галеонов, которые полсотни лет пролежали на океанском дне.
— Ты уверен, что это пьют? — осторожно спросил Гадес.
Вместо ответа Сет достал два бокала и щедро плеснул в них: на вид жидкость оказалась такой же, мутной и темно-красной.
— Ты давно не притаскивал настойку на водах Стикса, — сказал Сет, — поэтому пей, что дают.
— Если что, это будет очень бесславный конец, — пробормотал Гадес.
На вкус это походило на человеческое вино, но с первыми же глотками становилось очевидно, ничего от людей в напитке нет. На языке перекатывалась сладость фиников и шелест пальмовых листьев, легкая терпкость граната и сухость жаркого южного солнца. И что-то еще, древнее, жесткое, близкое к смерти, что отзывалось легким зудом внутри самого Гадеса.
— Ты знал, что в Египте вино считалось предметом роскоши? — спросил Сет.
Гадес не знал. Он болтал остатками в бокале, ощущая, как тело приятно расслабляется — на такое не способен ни один напиток людей, только божественные.
— Вино пила семья фараона, — продолжал Сет. — И в лечении его использовали. Так что пей.
— Меня лечить не нужно.
— Когда Сеф не помнит себя, точно нужно.
— Деметра признала, что это ее рук дело. И что в этой жизни Софи ничего не вспомнит, — тихо сказал Гадес.
У него перед глазами еще стояла Софи, опускающая глаза и рассматривающая свои руки. Она сидела на том же месте, где сейчас Сет, и явно не знала, как себя вести. Она рассказала о разговоре с Деметрой. Рассказала, что не хочет возвращаться. Но в ее глазах, когда она все-таки подняла их на Гадеса, не было ни тени узнавания, только тревога.
Сет взял бутылку и наполнил бокал Гадеса до верха.
— Но она остается той же Персефоной, — пожал плечами Сет. — Ее характер не меняется от воплощения к воплощению — и сейчас такой же, как и всегда. Ну, а если она не торопится в Подземный мир или раздвигать перед тобой ноги, так дай ей время.
— Иногда ты невыносим.
— Но чаще прав.
Сет салютовал бокалом, хотя пить не спешил, больше наблюдая за Гадесом.
— И она опять сбежала от матери.
— Она постоянно так делает, — проворчал Гадес. — Но раньше помнила себя. Ей доставляло удовольствие позлить мать в новом воплощении.
— Деметра сама виновата. Но даже без памяти Персефоны, твоя Софи снова это сделала. Она всё та же. Дай ей время.
Гадес прищурился. Он слишком давно знал Сета и понимал, что проскользнуло между строк:
— Ты думаешь, она действительно ничего не вспомнит?
— Я думаю, это не важно.
Гадес пожал плечами, мысли о том, что не имеет значения, помнит или нет Сеф прошлые столетия, он не разделял. Но вино приятно расслабляло.
— Так откуда у тебя это пойло?
Сет улыбнулся, и сейчас, когда ему не было нужды скрывать истинную сущность, его глаза отчетливо блестели алым.
— Шезму притащил. Не знаю, где он его берет.
— Подожди-ка, Шезму? Тот, который «палач Осириса»?
— Мой брат не меньший говнюк, чем твой. Но хотя бы знает толк в вине.
Псы Сета наконец-то с нескольких сторон накинулись на Цербера и тот перестал делать вид, что он серьезный адский пес. Заворчав, с радостью включился в игру с собаками, которые сейчас были больше плотью, чем тенями.
В голове Гадеса шумело, а Сет улыбался:
— Шезму — бог крови, убийства… и вина. Говорят, он кладет головы преступников под пресс. Так что не знаю, что там в это вино добавляют.
Гадес поперхнулся новым глотком.
Выехать пораньше, конечно же, не удалось. Как сказал ехидно Амон, для этого надо ложиться раньше и меньше пить. Сам он то ли вообще не спал, то ли вскочил с первыми лучами — но к полудню, когда солнце светило на лондонские улицы необыкновенно ярко, Амон уже приготовил завтрак и насвистывал мелодию в такт включенному радио.
Нефтида и Софи о чем-то сплетничали, а последней пришлось еще и одеться в платье Неф, потому что своих вещей Софи взяла не так уж и много. Она явно выбрала самый нейтральный вариант: темное платье с высоким воротом скрывало фигуру, хотя короткая юбка оставляла напоказ ноги.
Сама Нефтида шелестела полупрозрачными тканями многослойной накидки и хотела дать еды в дорогу.
Когда удалось все-таки усесться в машину Гадеса, он нацепил темные очки и с хмурым выражением лица уселся на пассажирское сидение. Но не стал спорить, чтобы вел Сет. Тот явно лучше ощущал себя и на ярком солнце, и после вчерашней пьянки.
— Я знаю, где найти того засранца, — заявил Сет. — И доедем быстро.
Гадес отлично знал, как водит Сет, поэтому первым делом пристегнулся. Когда же Сет резко газанул, Софи на заднем сидении только ойкнула.
Она настояла поехать вместе с ними, и никто не возражал. Хотя Гадес не знал, в чем ее истинные мотивы. Ей интересно посмотреть на кельтского бога? Или она надеется что-то вспомнить? Или просто хочет хоть ненадолго уехать из города, где всё еще ее мать?
На
