Она сделала паузу, в этот момент удивительно похожая на Софи, слишком долго и тщательно отрезая мясо. Но потом все-таки вздохнула и посмотрела на Гадеса:
— «Держи своих псов на цепи».
Она вернулась к тарелке, а Гадес задумчиво отпил из стакана. Есть ему больше не хотелось.
— У тебя ведь тоже псы? — спросила Софи.
— Да. Мое царство охраняет Гарм, он похож на Цербера, пусть они и не ладят.
Гадес невольно улыбнулся: две собаки действительно не очень-то друг друга любили, при встрече выясняя, кто же из них мощнее — это было довольно бессмысленно, учитывая, что в мире людей оба не обладали полной силой.
— Он один?
— Думаю, в записке речь шла больше о моем брате.
Софи нахмурилась, явно не понимая, кто брат Хели, и почему о нем. Но Гадес отлично пояснил:
— Фенрир. Он один из немногих, кто в мире людей может быть как в человеческом облике, так и в… ином. Огромного волка.
— Где он сейчас?
— Если бы я знала, — Хель привычно улыбнулась, но Гадес видел, что ее задумчивый взгляд остается грустным. — Он исчез несколько лет назад. Ничего необычного, иногда он так делал. Но на этот раз… задержался. И не давал о себе знать. Даже мне.
Гадес хорошо помнил Фенрира — он один из немногих, кто не пытался казаться кем-то другим, а еще очень походил на сестру. И, пожалуй, они одни из немногих братьев с сестрами, кого знал Гадес, кто действительно был близок.
— Это угроза или намек, что кому-то известно, где Фенрир?
Хель пожала плечами:
— Не знаю. И не могу понять, зачем кому-то понадобились царства мертвых, да еще задевать лично их владык. Не знаешь, что у других?
— Осирис никогда не расскажет.
— Долбаный упрямец, — скривилась Хель. — На месте Сета, я бы тоже захотела его убить. С Осирисом невозможно договориться! Другие?
— Я спрашивал, но пока никто не ответил. А ты вместо ответа решила приехать сама.
— Только не говори, что не рад мне! — рассмеялась Хель. — Мне было скучно, а еще Зевс сюда собрался. Я решила, что пропускать веселье глупо. Помнишь, как…
И дальше Хель долго и в красках предавалась воспоминаниям. Гадес слушал ее вполуха, больше размышляя о Подземном мире и о том, зачем они кому-то нужны. В этом не было смысла — но также не было его и в убийстве богов.
И Гадес не мог не вспомнить, что изначально нападение у клуба тоже казалось не очень-то осмысленным. Пока ловушка за богами-лекарями не захлопнулась. Вот и сейчас Гадес мучительно ощущал, что они снова что-то упускают. Что-то важное, четкое, и сами себя тоже загоняют в ловушку — возможно, теперь большего размера.
Он очнулся на моменте, когда Хель в красках расписывала, как в Лондоне, но лет сто назад, она потащила Гадеса в местный бордель, чтобы показать «женщин эпохи». Она негромко смеялась, а ее пальцы легли на руку Гадеса.
Он мягко высвободился, сцепив ладони на почти пустом стакане.
— Это было давно, — коротко сказал Гадес. — Что сейчас? Что Зевс?
Прервавшись, Хель даже не пыталась скрыть недовольного выражения лица. Пожала плечами:
— Раз это касается всех, я расскажу ему о послании. И он уже обещал помочь с поисками Фенрира. Это важно.
Гадес не стал говорить, что Зевс может пообещать что угодно, особенно если дело было в постели. Но не сомневался, Хель и так в курсе.
Стул Софи оглушительно проехал по плитам пола. Она поднялась, сжимая в руках телефон.
— Мне пора.
— Куда? — не понял Гадес.
— Забрать кое-какие вещи из дома. Амон обещал помочь.
Ее голос источал лед и холод самых темных уголков Подземного мира. Она ничего больше не сказала и молча ушла под взглядом удивленного Гадеса.
Хель рассмеялась — как будто косточки перестукивались друг об друга, — и сказала негромко Гадесу:
— Я ей точно не понравилась.
Что-то было не так. Очень не так. Это ощущение проникало в Гадеса сквозь поры кожи, просачивалось с каждым вдохом.
И если до этого он думал о Персефоне, то теперь мог думать только об этом: что-то не так.
Ощущение настигло позже вечером, когда в квартире Сета, в комнате, которая теперь стала его, Гадес пытался понять, как закончить песню. Оно никак не давалось, зато отлично отвлекало. И тогда, в сумерках, когда пора было включать свет, Гадес ощутил на кончиках пальцев: что-то не так.
Он не мог усидеть на месте и ходил туда-сюда по комнате, пока ждал ответа от Харона. И надеялся, что тот не будет опять игнорировать телефон.
Когда его собственный наконец-то завибрировал входящим сообщением, Гадеса скрутила боль. Не резкая, а топкая, липкая, не накатывавшая волнами, а заполняющая целиком.
«Ты нужен здесь».
Кинув телефон на кровать, Гадес подошел к стене, где тут же замерцала вызванная дверь: она появлялась там, где он жил.
Что-то не так в Подземном мире, и он нужен там — теперь он ощущал это и без всяких сообщений. Это всегда отзывалось болью, и ему просто нужно попасть туда.
Но внезапно Гадес понял, что не может сосредоточиться. Боль мешала, тихонько разрывала тело, и силуэт плыл перед глазами, не желая превращаться в полноценную дверь. Что-то было настолько «не так», что он не мог пройти.
Наполняемый болью и слабостью, Гадес рухнул на колени. Его мутило, и он отстраненно подумал, что скажет Сет, если наблевать на один из его ковров.
Сет!
Гадес вроде бы слышал шум час или полтора назад, значит, кто-то есть дома.
Сет действительно обнаружился в их с Нефтидой спальне. Он сидел на кровати, и татуировки на спине будто шевелились, чернила ползали под кожей, скрывавшей мускулы. Нефтида под ним вскрикнула, заметив Гадеса, бессильно прислонившегося к дверному косяку.
— Какого хрена? — Сет развернулся. — Аид, стучаться не учили?
Но его лицо быстро изменилось.
— Аид?
— Мне надо в Подземный мир, — выдохнул Гадес, — но врата… я не могу открыть врата…
Он обессиленно сполз вниз и, наверное, упал бы, не подхвати его руки Сета.
— Где Персефона? — отрывисто спросил Сет. — Она откроет.
— Они с Амоном поехали к Деметре, за вещами, — голос Нефтиды звучал испуганно.
— Звони.
Гадесу показалось, он все-таки отключился на какое-то время — потому что почти сразу услышал встревоженный голос Нефтиды, что никто не отвечает. Это было плохо. Но Гадес не мог ничего сказать, его мелко трясло и все-таки стошнило.
— Оставайся с ним, Неф. Я привезу Персефону.
========== 13. ==========
Персефона вздрагивает от рыданий. Слезы давно высохли, и сейчас ей хочется плакать и просить прощения, но глаза остаются предательски сухими.
— Сеф…
Аид сидит
