— Да… кроме вчерашнего вечера, было не до того. И утром…
Она осеклась, и Гадес понял: утро они все проспали, и этого оказалось достаточно. Нефтида тут же исчезла, чтобы принести с кухни зелье, а к Гадесу подошел испуганный Амон:
— Он же будет в порядке?
Гадес не ответил, он ощущал смерть, медленно циркулирующую внутри Сета вместе с ядом. Четко и неумолимо.
Он взял пузырек из рук Нефтиды и осторожно приподнял голову Сета.
— Пей же, чертов идиот!
Но зелье, слабо мерцая, стекало по подбородку. И когда Гадес уже был близок к панике, Сет наконец-то сделал глоток, потом другой. Когда пузырек был опустошен, Гадес вернул его Нефтиде. А Сет закашлялся и открыл глаза, сел на постели, отирая лицо рукой.
— Что за…
Нефтида прильнула к нему, обнимая, Амон рассмеялся и заявил:
— Я блинчики приготовлю.
Гадес убедился, что всё в порядке, и тоже вышел из комнаты. С кухни слышался веселый голос Амона и ответы Софи, но Гадес решил не присоединяться к ним. В гостиной он зажег весь свет и уселся в одно из кресел.
Он просто не был готов с кем-то разговаривать. Ему хотелось тишины и одиночества. Вязкого, обволакивающего.
Только сейчас Гадес осознал, что у них даже нет богов, разбирающихся в медицине. Нет, конечно, они еще оставались, не все тогда так сразу прибыли в Лондон. Но это значило, что остальные либо не желают, чтобы их нашли, либо с ними сложно связаться.
И если что-то произойдет, не у кого будет спросить совета. Никто не поможет.
Зелья от яда вполне хватит для Сета — если, конечно, тот не будет пропускать прием. Но Оружие Трех Богов всё еще оставалось в чужих руках. Если кто-то еще будет ранен? Зевс говорил, снадобье сложно в приготовлении, особенно без богов медицины, его мало. Что будут делать тогда? Выбирать, кому из богов жить, а кому тихонько подыхать от яда?
Врагам даже не будет нужды убивать их. Достаточно просто поцарапать. И смотреть, как они либо перегрызутся, либо умрут от яда.
Прикрыв глаза, Гадес помассировал виски. Голова болела, хотя после кофе гораздо меньше. Может, стоит вернуться на кухню и попросить у Амона еще? Там Софи… Гадес хотел встретиться с Деметрой, полный решимости выяснить, что она сделала с памятью дочери. Но сейчас казалось невообразимым подвигом просто встать с кресла и начать что-то делать. Что-то, казавшееся таким бессмысленным.
Гадес видел пустоту во взгляде Софи, когда он говорил о прошлом.
Ощущал смерть рядом с Сетом — окончательную, превращающую в пыль.
Гадес вспомнил запах дыма и горящего Подземного мира.
Это всё — слишком. Даже для него.
Услышав шаги, он открыл глаза и посмотрел на застывшего в дверях Сета. Он как будто без слов уточнял у Гадеса, хочет ли он остаться один или не против компании. Гадес кивнул, и Сет уселся в кресло. Босой, рубашка небрежно застегнута на пару пуговиц, так что видны татуировки на груди. В руках Сет держал большую чашку, от которой пахло кофе.
— Амон правда блинчики делает, — почти с удивлением сказал Сет. — Но кофе он варит самый лучший. С тех пор как в принципе узнал, что такое кофе.
Гадес кивнул. Он еще не был уверен, что готов говорить.
Сет прищурился:
— Тебе пора устроить выходной. Смертельно уставший бог смерти — это, конечно, забавно, но не очень здорово.
— А ты пей зелье.
— Я сглупил, — кивнул Сет. — Не подумал, что, если легли спать под утро, стоит принять эту дрянь. Зато теперь мы знаем, что произойдет, если пару приемов пропустить.
Гадес пожал плечами. Он бы предпочел не знать. И видел, что рана Сета выглядит так же паршиво, как в первый день — нанесенная Оружием Трех Богов, она не заживала. Или не затягивалась, потому что откликалась на то, как кого-то еще убивали тем же кинжалом.
— Я испугался, — признал Гадес.
Возможно, Сет и Персефона были единственными существами, которым он мог так честно признаться в собственной слабости.
И Гадес был тем, кому Сет мог сказать в ответ:
— Мы квиты. Когда ты не смог открыть дверь в Подземный мир… выглядел ты не очень, честно скажу. Я возвращался с Софи и Амоном и надеялся, что ты хотя бы жив.
— Никто раньше не поджигал его. Границы исказились.
— Но ты теперь должен мне новый ковер в спальню.
Гадес улыбнулся:
— С полуголыми бабами?
— Неф такого не оценит!
Кофе в чашке Сета пах одуряюще, но Гадесу всё еще было лениво встать и тоже сходить на кухню. К тому же он не был готов к бурной энергии Амона, а уверенный голос Сета успокаивал.
— Как думаешь, — начал Гадес, — если я попрошу Сеф пока побыть в безопасности Подземного мира — это перебор?
— Да, — честно ответил Сет. — Не веди себя как придурок. Или как ее мать. Не нужно никуда ее отправлять или решать за нее. А Сеф ни за что не будет отсиживаться в Подземном мире. Даже когда она не помнит прошлого.
— А вы…
— Даже не заикайся. Предложишь такое кому-нибудь из нас, и я тебя ударю.
— Но ты ведь волнуешься за Неф.
— Удар ниже пояса, — нахмурился Сет. — Иногда ты такой говнюк, Аид! Поучись у своего брата манипуляциям, Зевс преуспел лучше. Я боюсь, конечно. Но Неф сама способна решать, где она будет. И невозможно вечно скрываться. Это как сразу признать поражение.
Гадес сдержался, чтобы не закатить глаза: в этом весь Сет, не ждать, не сдаваться, наносить удар — хорошо хоть, за последние пару тысяч лет он все-таки научился не лезть на рожон.
— Некоторым лучше признавать поражения, — вздохнул Гадес. — Деметре, например.
— О, эта сучка плодородия перешла все границы.
Гадес рассмеялся: хоть и грубо, но Сет попал в точку.
— Бездна, Сет, иногда можно быть повежливее.
— Только не когда ты решил изображать бога уныния.
— Я не…
Гадес осекся и пожал плечами. Сейчас мысль пойти на кухню за кофе уже не казалась такой дикой. Может, даже запустить по пути подушкой в Сета. Хотя если он, уворачиваясь, разольет недопитый кофе, то шипеть и ругаться станет еще больше.
— Зевс хотел поговорить, — сказал Гадес, — в том числе по поводу Деметры. Она возмутила даже его.
— Твой брат меня раздражает, но он один из немногих, кто может найти на нее управу. Ей придется его послушать.
— Которую сотню лет не понимаю, почему она не может просто отпустить Персефону.
Брови Сета приподнялись в притворном удивлении:
— Всего сотни? Ну, Аид, тебе напомнить, как нас видят другие боги? Деметра всем рассказывает, что ее дочь связалась с «плохой
