— Думал, — кивнул Зевс. — Но Гера может мстить мне, устраивать гадости… но никогда не станет делать что-то такое, что навредит всему пантеону.
Возражать Гадес не стал. В конце концов, Гера действительно не имела отношения к теням, хотя и была очень сильной. Не просто жена Зевса, но по-своему женская глава пантеона.
Выудив из-под стола открытую бутылку виски, Зевс поднял ее, будто в тосте:
— Что ж, давай выпьем за нашего покойного брата, которому слишком хотелось власти! И больше не будем о нем вспоминать.
Пригубив виски, Гадес вспомнил, что это древнее и серьезное проклятие: изгнать имя из записей и памяти, как будто человека никогда не существовало. Для бога, который действительно переставал быть, особенно символично.
После встречи с Зевсом, Гадесу пришлось почти сразу отправиться в Подземный мир. У Харона возникли проблемы, не связанные ни с границами, ни с убийством богов, и Гадес даже был рад. К тому же души бились в него, стоило немного побыть вратами. А в мире людей он всё еще ощущал слабость после отравления, впустить, будучи в Подземном, куда проще.
В итоге Гадес вернулся в квартиру Сета только поздно вечером — зато все уже были в сборе.
Анубис, босиком, в футболке и джинсах, сидел на диване, скрестив ноги, и рассматривал карты в руках, изредка хитро поглядывая на Сета — он сидел через стол, совершенно невозмутимый.
— Не играй с ним в покер! — посоветовал Гадес Анубису. — Не заметишь, как проиграешь пару человеческих душ и царство мертвых в придачу.
— Иди нафиг, Аид, — ровно сказал Сет, даже не поворачиваясь в его сторону.
Рядом с Анубисом развалился Амон, бесцеремонно заглядывая в карты. Радостно заявил:
— О, я уже проиграл! Так что должен каждому пару булочек. Мороженое на сегодня сойдет?
Нефтида и Софи сидели в стороне, явно не принимая участия в игре. Когда Амон подорвался на кухню за мороженым, Нефтида только закатила глаза и, пробормотав что-то вроде «не найдет же», последовала за ним.
Гадес был этому рад. Он не любил ни карточных, ни азартных игр, а сейчас так тем более хотел поговорить с Софи. Поэтому присел рядом с ней.
Она опустила голову, распущенные рыжие волосы упали на лицо, закрывая его. Софи рассматривала стиснутые на коленях руки, как будто это сейчас было самым важным.
— Сеф, — негромко сказал Гадес. — Если Геката права, и ты сама хотела ничего не помнить…
— Ты злишься?
— Да, — не стал скрывать Гадес. — Но могу понять, зачем ты это сделала.
— Я ничего не рассказала.
— Ты не могла.
С удивлением Софи вскинула голову и, нахмурившись, посмотрела на него. Настал черед Гадеса отводить глаза.
— В прошлой жизни ты правда отказалась от Подземного мира и меня. Я разозлился. Сильно. И… мы почти не виделись. Я услышал твой зов, только когда ты умирала.
Ему не было приятно это вспоминать. Гадес понимал, что вел себя глупо и не делал ничего проще, ни для себя, ни для Персефоны.
— Так что, если ты захотела лишить себя памяти, в этом есть и моя вина.
Ладони Софи легли на его руки. Ее пальцы оказались горячими и легкими, провели по его коже, еще хранящей на себе пыль Подземного мира, тихонько сжали.
— Что за…
Было в интонации Анубиса что-то такое, что Гадес сразу понял, он не об игре. И взгляд резко побледневшего Анубиса, казалось, был направлен куда-то сквозь карты. А потом они прошелестели на пол, выпадая из его рук.
Сет тоже резко положил карты. Согнувшись, как будто от боли, он вцепился пальцами в столешницу, но Гадес не мог видеть его лица.
Зато сразу понял, что происходит: они оба почувствовали, происходило что-то с одним из их пантеона.
— Это… — Амон стоял в дверях, прислонившись к косяку и, кажется, был готов вот-вот потерять сознание. Мороженое валялось на полу, Нефтида стояла рядом. — Это Осирис. Он мертв.
Гадес хотел сказать, что этого не может быть. Это же Осирис! Даже если он отдал половину силы… но потом Гадес вспомнил, как легко оказалось подловить его самого. Немного чая с отравой, и он сам был бы мертв.
Они боги, но не всесильны. Любого можно ослабить.
Амон тихо сполз на пол, Нефтида пыталась ему помочь. Глава пантеона наверняка остро чувствовал подобные вещи — и точно мог сказать, что происходит.
Сет вскинул голову и посмотрел на бледного Анубиса:
— Держи!
Сначала Гадес не понял, о чем он. Только пальцы Софи крепче вцепились в его собственную ладонь. Но в следующий миг осознал: если Осирис мертв, границы его царства рушатся.
— Держи их! Никто не должен войти или выйти.
— Не могу, — прошептал Анубис.
Даже его губы побледнели. Он сжал кулаки и тяжело дышал, Гадес мог ощутить, как тугая сила смерти жгутами сворачивается вокруг него, протягивается куда-то в пространство. Слишком дикая и непонятная для самого Гадеса, тут он ничем не мог помочь.
Осирис не зря напоминал, что Анубис — принц мертвых.
Его трясло, он упал на колени на ковер, хватаясь за длинный ворс руками.
— Не могу, не могу, не могу…
— Выпускай свою долбаную силу!
Голос Сета хлестанул и как будто спустил курок. Сила Анубиса взвилась, направилась куда-то вовне, Гадес не мог за ней проследить, но не сомневался, что к границам царства мертвецов. Сила дикая, необузданная, шелестящая ошметками костей и густо пахнущая чем-то бальзамическим.
Софи прижалась к Гадесу, она тоже наверняка ощущала это, и Гадес обнял ее. Он не знал, хватит ли силы Анубиса, сможет ли тот ее направить.
Кожа Анубиса в некоторых местах расползалась, как будто под невидимым скальпелем, обнажая мышцы, сочась кровью. На руках, на щеке.
Анубис почти упал на пол, и Гадес не был уверен, точно ли услышал шепот:
— Не могу…
Сет опустился перед ним на колени единым плавным движением, положил руки на плечи. Гадес ощутил, как его мощь переплетается с силой Анубиса. Вряд ли раньше такое было возможно, но сейчас Сет и сам слишком крепко сцеплен с мертвецами Осириса.
Ты отдал мне слишком много.
Бесконечное полотно песка накрыло стихийные переплетения Анубиса. Пустыня, которая может дарить забвение и убивать, иссушать тело до костей, а потом и их перемалывать в пыль и пускать по ветру. Бальзамический запах иссыхал, становясь теплее и смертоноснее. Затхлые склепы и перебинтованные мертвецы обращались в пыль — и эта объединенная сила отправилась к границам царства мертвецов, надежно запечатывая, не позволяя никому выбраться наружу — или попасть внутрь. Как бы ни хотели убийцы, на этот раз они просчитались.
Я отдал тебе достаточно.
Ощущение чужой силы исчезло, просочилось сквозь ткань пространства. Лампы снова стали сиять ярче,
